С высоты птичьего полёта

Население хутора Владимировка, увы, не растет. Если чем прибавляется, то числом захоронений на местном погосте, а если и как-то восполняется, то приезжими и дачниками, скупающими хаты и дома с дворами и огородами.
Как бы то ни было, в хуторе живут сейчас 73 человека. Больше двух десятков лет владею там дачкой и могу свидетельствовать: чем меньше остается хуторян, тем сильнее и обостреннее их интерес к истории своей очень маленькой родины.
Хутор образован в 1924 году. Тут «нарезали» землю крестьянам, которым не хватило ее в крупных селах. Был здесь потом и свой колхоз, совсем не отстающий среди многочисленных волоконовских сельхозартелей. Были во Владимировке своя начальная школа, клуб, магазин. Весь этот без особых претензий социально-культурный блок «повыветрился» с началом перестройки. В последние советские годы хутор стал составной частью громадного, едва не на полрайона, колхоза имени Крупской, славившегося урожаями и специализированным комплексом, выращивающим многие тысячи полутонных быков. И на всех этапах той жизни владимировцы были людьми заметными и на редкость трудолюбивыми.

Пал в бою самолёт

В свое время Владимировка проводила на фронт Великой Отечественной 28 своих активных тружеников. Погибли девятнадцать. Каждую похоронку оплакивали всем хутором. Вернулись девять. Недавно ушел последний фронтовик – много лет пропахавший на колхозном тракторе окрестные поля Григорий Петрович Усенко.
Владимировцы всех фронтовиков чтят и помнят. И хоть они, хуторяне, не богаче не то что олигархов, но и множества бедного населения (ну что за пенсия у бывшего колхозника!), дружно собрали с каждого хуторского двора по сотне руб­лей. На эти деньги, вдобавок к административным, решено поставить небольшой памятник на захоронении летчика на местном погосте. Самолет нашего советского летчика-истребителя упал на владимирскую землю во время одного из воздушных боев сорок третьего. Хуторяне решили похоронить пилота вместе со своими усопшими, и с той самой военной поры они ухаживали за могилкой воина. А теперь вот решен вопрос с памятником, увы, неизвестному летчику. Сразу после падения самолета приехали какие-то люди и всю, какая была в самолете документация, увезли с собой (какая досада!) неизвестно куда. Тогда были суета и спешка. Поиски имени летчика так и не дали результата до сих пор. А было намерение имя пилота отыскать и дать его хуторской улице. Так и носит она имя Дачная. Пока, подчеркивают хуторяне, продолжая поиск.
А еще решено на те деньги купить саженцы и всем хутором посадить аллею с именной рябинкой на каждого владимирского фронтовика.

И нет переводу активному роду

Почему умирают хутора? Ведь они хотят жить не меньше всех других городов и весей. Если не больше. Вот уже пять лет неким дополнительным символом хуторского единения стали аисты. Ни с того, как говорится, ни с сего прилетела в хутор пара аистов и поселилась тут. Толстенный и высоченный ствол высохшего тополя с шапкой аистиного гнезда на самой его верхушке стал как бы осенять хуторскую улицу. Когда ни поднимешь глаза, хлопочут голенастые большие птицы, неутомимо таская корм стоящим в гнезде аистятам. С этими птицами, почти постоянно обозначающими свое присутствие кастаньетным стуком больших костяных клювов, на хуторе стало как-то поуютнее.
А еще, и тоже нежданно-негаданно, завелись в хуторских окрестностях журавли. Их, в отличие от привыкших жить в людской гуще аистов, из хуторян редко кто видит. Гнездовья журавлей в самых укромных, потаенных местах, вблизи тех мест, где лозы стоят в воде да высоки травы. Только очень любознательный может выследить и увидеть брачные журавлиные танцы на берегу речушки Сазон, несущей в Оскол свои прозрачные воды.
Случайно ли отбыли в тихие хуторские места большие красивые птицы? Наверное, потеснены туда неуемно множащимся числом автомоторов. А, может, и по природному чутью: чем меньше селение, тем добрее в нем люди. Ведь надо видеть тех же аистов с выхоженными за лето выводками на полях с обмолачиваемыми хлебами. Взаимоотношения их с людьми тут просто идиллические. Ходят в шаге друг от друга. Норовят прямо за проходом комбайна изловить в стерне зазевавшуюся ящерицу, мышку, кузнечика… Птицам нужно откормиться, подготовиться к тысячекилометровым перелетам за теплые моря. Механизаторы это понимают и даже громким словом не позволяют себе испугать озабоченную своим делом птицу. Да и время не ждет: идет хлеб, некогда.
Аисты, по поверью, приносят деток. Словно в подтверждение того, с прилетом аистов народилось в умирающем хуторке несколько младенцев. Еще аисты «принесли» асфальтовые дороги на хуторские улицы. При содействии, разумеется, тогдашнего главы районной администрации Алексея Михайловича Шенцева. Тот уличный асфальт вывел хутор к железной дороге, к кладбищу и асфальтовой дороге на белгородскую трассу (та дорога была построена два десятка лет назад колхозом имени Крупской, имевшим свою автодорожную бригаду). Словом, породнились аисты с дорожниками.
Прошедшей осенью владимирская аистовая эпопея вдруг чуть не закончилась. Когда аист с аистихой да пятеро их общих деток были уже за морями, рухнул на землю ствол с гнездом. Куда теперь возвращаться ­аистам-владимировцам?
Была мысль попросить свободный столб у энергетиков да помочь водрузить на этот столб основание для гнезда подъемником. Но свободного столба не оказалось, а заселять гнездом столб под током было бы для самих энергетиков нарушением техники безопасности.
И тогда за решение вопроса взялись сами хуторяне. Уважаемый в хуторе Николай Миллер «выделил» в опустевшем дворе брата Александра полузасох­шую грушу с прочными ветвями на вершине. То дерево было интересно не только этим. Не столь высокое, как удерживавшее прежнее гнездовье, оно стояло на высокой точке и было видно издалека. Обзор местности для аистов – дело не из последних.
Виктор Диденко, порывшись в Интернете, соорудил крестовину для будущего аистова гнездовья. У него и его супруги Анны на улице, осененной прежним аистовым гнездом, родились две дочери-красавицы Соня и Стефания, а еще сын Игорь. А ту, что родилась немного пораньше и названа была Эсмеральдой, Виктор каждый день возит на своей предпринимательской машиненке в школу центрального в округе села Голофеевка, и Эсмеральда, пятиклассница из Владимировки, учится там на «отлично».
Будь аисты вещими птицами, они простили бы все прегрешения Саше Величко, сыну лучшего моего друга во Владимировке, бывшего колхозного тракториста Ивана Ильича Величко. Простили бы уже за одно то, что Александр унаследовал от отца золотые руки и сообразительную головушку. Миллерову грушу он очистил от сучьев. На самой верхотуре выпилил чашу для гнездовья, укрепил там крестовину, прибив ее гвоздями, оплетя кругом дополнительно нержавеющей проволокой.
Успели. Александр еще заканчивал гнездовье, когда на хутор, не иначе, как из-за морей, пожаловал аист, глава прошлогоднего семейства. На месте, где высилось бывшее жилище его семейства, он стал медленно опускаться вниз, недоумевая: где же дом?
Как ни печальны были думы старого аиста, ночевал он уже на укрепленном Александром гнезде, а с рассветом стал энергично таскать туда ветки для укладки гнездовья. Через пару дней туда прилетела ­аистиха к большой радости самца, теперь уже главы и будущего аистиного рода. Аистовая эпопея, едва не оборвавшись, во Владимировке счастливо продолжилась. Закипает новая жизнь. Видное почти отовсюду гнездо растет, аистиха готовится положить в него яйца и начать высиживать их.
…Не знаю, сколько лет отводится небом на проживание хутору Владимировка. Но пока он будет жить, сюда наверняка будут прилетать аисты и журавли. Прилетать и видеть поднимающуюся рябиновую аллею в честь фронтовиков-владимировцев, памятник сложившему голову за Родину пилоту краснозвездного «ястребка». Прилетать на родину, лучше которой ничего нет и быть не может.