Иван Демьянов: «Бриллианты пахнут потом»

Знакомьтесь: вице-президент компании «Алроса» Иван Кириллович ДЕМЬЯНОВ.
Родился в июле 1942 года в селе Иловка Алексеевского района. Получив семилетнее образование, несколько лет работал в местном колхозе. Служил в армии. Более 50 лет живет и работает в городе Мирный Республики Саха (Якутия). Окончил Вилюйский вечерний энергостроительный техникум и Хабаровскую высшую партийную школу.
На производстве начинал слесарем-шофером автопредприятия алмазного рудника «Мирный» и постепенно дорос до одного из ведущих руководителей компании, которая занимается добычей, переработкой и сбытом алмазов.
Был секретарем парткома автопредприятия, рудника «Мирный», работал заведующим организационным отделом Мирнинского горкома КПСС, вторым, а затем первым секретарем этого партийного комитета. Его избрали членом бюро Якутского обкома КПСС.
Возглавлял ряд крупных общественных организаций, среди которых Ассамблея народов Республики Саха (Якутия).
В числе государственных наград – ордена Почета и Дружбы, а также орден Республики Саха (Якутия) «Полярная звезда». Заслуженный работник народного хозяйства Республики Саха (Якутия). Почетный гражданин этой республики и города Мирный. Удостоен пяти наград Русской православной церкви, которые были вручены ему патриархами Алексием II и Кириллом.
– Иван Кириллович, с симпатией отношусь к вам, человеку, который является одним из руководителей фактически единственной в стране крупной компании по добыче и переработке алмазов. Вас впору величать алмазным королем…
– Разве что в шутку – королем… Публичное акционерное общество «Алроса» действительно далеко не рядовая компания. Она располагает третью мировых запасов алмазов. Обратите внимание – третью! Но эти богатства просто так в руки не даются. Надо приложить немало усилий, чтобы кладовые в полной мере служили стране, людям. Стараемся. Не секрет, что последние два с лишним десятка лет – не лучшие времена для производственной деятельности. Большие труднос­ти испытывала и «Алроса». Тем не менее ввели в эксплуатацию с десяток крупных промышленных объектов. В том числе в Архангельской области, где тоже начали добычу алмазов.
Сегодня «Алроса» разрабатывает 11 кимберлитовых трубок и 13 россыпных месторождений, находящихся в Республике Саха (Якутия) и Архангельской области. Трубка – вертикально расположенная «жила» кимберлитовой руды, в которой «прячутся» драгоценности. Компания добывает 95 процентов всех алмазов Российской Федерации. Кроме того, работаем в Анголе, сотрудничаем с некоторыми другими алмазодобывающими странами Африки. Все это позволяет занимать первое место в мире по объему добычи алмазов в каратах (карат – единица измерения алмазов, равная 0,2 грамма). В минувшем году наши предприятия добыли 36,2 миллиона карат алмазов, к 2019 году планируем довести этот показатель не менее чем до 41 миллиона карат. Выручка от продажи алмазов и бриллиантов в 2014 году впервые в истории компании превысила пять миллиардов долларов. Это не только существенные средства, пополняющие российский бюджет, но и бюджет 10 регионов, так или иначе связанных с добычей и переработкой сырья.
Работать в таком коллективе почетно. Но, знаете, как-то в Евангелии натолкнулся на любопытную фразу: «Кто хочет стать большим, да будет всем слугой». Поэтому королевские почести не для меня. Я слуга государства (государству принадлежит 50 процентов акций компании), слуга акционеров, слуга тысяч и тысяч людей, которые трудятся в «Алроса».
Да и жизнь складывалась далеко не по-королевски. Родился в июле 1942 года в день, когда фашисты оккупировали Иловку. Односельчане, чтобы избежать обстрела, укрылись в Крутом яру. Была среди них и моя мама, Анас­тасия Николаевна. Вот в этом яру я и появился на свет. Недолгое время оккупации, естест­венно, не помню. Но мама много рассказывала о том, какие порядки царили в эти лихие месяцы. Как-то ее подруга вышла со мной, грудничком, на улицу погулять. А вернулась плачущей: мадьяры силой отняли меня у девушки и куда-то ушли, хохоча. Нашли их быстро. Оказалось, решили сфотографироваться, держа на руках русского ребенка.
Не помню и отца, Кирилла Анд­риановича. Весной 1941 года родители поженились. А через месяц началась Великая Отечественная война. Дважды был ранен. После госпиталей долечивался дома. Последний раз четыре месяца залечивал раны в освобожденной Иловке. А потом снова на фронт – на Курскую дугу. Там и сложил голову. Я долго искал место, где покоится отец. Лишь сравнительно недавно выяснилось, что захоронен он в братской могиле села Бутово Яковлевского района. Благодарен всем землякам-белгородцам, которые находят время, средства и силы, чтобы сохранить память о защитниках Отечества.
Моя двадцатилетняя матушка осталась вдовой с тремя детьми на руках мал мала меньше. Когда слышу поговорку «Не до жиру, быть бы живу!», думаю, что она прежде всего о нашей семье, обо всех нас, детях военной поры, оставшихся без отцов. Матушка сначала ухаживала за телятами. Потом работала дояркой. Сутками пропадала на ферме. Воспитывала нас бабушка, Татьяна Романовна. Голодали. Однажды мы с младшим братом Василием остались дома одни. Животы пус­тые. Принялись искать съестное. Обратили внимание на крюк, вбитый в потолок, на котором когда-то висела наша люлька. Видим, к крюку приторочен небольшой мешочек. Мы мешочек, естественно, достали. Там оказалось с полкилограмма гречневой муки. Она в горло не лезла, по­этому запивали водой. Вскоре у обоих вздуло животы. Как причитала над нами бабушка, в памяти отложилось крепко. «Детки мои, что ж вы над собой утворили, – всхлипывала она, вытирая глаза кончиком платка. – Я бы вас этой мукой месяц кормила, а вы съели ее за один присест и умрете на моих глазах».
Работать в колхозе начал в четвертом классе. Представьте: за летние каникулы мне, пацану, было начислено 112 трудодней. Тогда же наградили почетной грамотой, которую подписал председатель колхоза имени Чапаева Яков Борисович Мартынов и которую храню до сих пор. Времени на учебники оставалось мало. Проучившись семь лет, решил: с меня хватит. Пять лет до армии были отданы местному хозяйству. Пас телят, развозил воду в деревянных бочках для тех, кто летом был занят в поле. Выводил лошадей в ночное. А потом за мной персонально была закреплена пара лошадок. Кони в те годы были основной тягловой силой. Их не просто берегли – лелеяли, рукам безразличным, безответственным не доверяли. Поэтому, естественно, мне было лестно. Тогда-то от добрых и сильных людей услышал я наставление – идти по жизни не скользя. Их совету и следую до сих пор.
– И все-таки из Иловки вы уехали. Устали от сельской неустроенности?
– Все познается в сравнении. Ничего не скажешь, красивая вещь – бриллианты. Но, фигурально выражаясь, бриллианты пахнут потом. И крутым потом. Труд горняка, шахтера вообще тяжел. Рудник, шахта – не санаторий. Наш труд, если иметь в виду природно-климатические и технологические особенности, тяжел вдвойне, а то и втройне. У нас на Белгородчине добывают железную руду. Судя по печати, из килограмма даже самой небогатой руды, железистых кварцитов, по весьма приблизительным подсчетам, можно получить граммов 300 железа. А сколько сырья получаем мы? Говорите, граммов двадцать на килограмм руды? Ошибаетесь. В среднем – около карата. И не на килограмм, а на тонну руды. Учтем и то, что добыть драгоценные камешки – полдела. Их надо отсортировать, огранить. А огранка – тоже работа сложнейшая. Она не сродни искусству, а само искусство. Дочернее предприятие «Бриллианты Алроса» в Москве доводит до ума сырье размерно-весовой группы 4–6 карат и выше. Сырье помельче обрабатываем на дочерних предприятиях Барнаула и Орла. Реализуем алмазы и иностранным диамантерам (продавцам алмазов) на основе долговременных договоров, а также на конкурсных торгах. Тут тоже немало своих подводных течений.
Думаю, читателям «Белгородской правды» нелишне будет сказать несколько слов об истории нашего коллектива. Долгое время в стране практически не было алмазодобывающей промышленности. Алмазы за валюту приходилось приобретать за рубежом – не столько для наших красавиц, сколько для оборонной промышленности. Поэтому их продавали нам неохотно. Надо было во что бы то ни стало «разруливать» ситуацию. Поиск алмазов в России велся почти полтора столетия, но только 21 августа 1954 года в Якутии открыли первую кимберлитовую трубку – «Зарница». Следующую, найденную в середине 1955 года, назвали «Мир». Это были первые в мире кладовые алмазов, находящиеся не в Южной Африке.
Правительственные решения об энергичном освоении разведанных богатств не заставили себя ждать. Поселок решено было основать у трубки «Мир». Нынешняя алмазная столица России – город Мирный с населением в 35 тысяч человек – начинался с палаток и так называемых засыпух: из досок сооружали каркас, наполняя его шлаком с минеральной ватой и землей. ­Отапливали засыпухи дровами. Если стены к утру до потолка промерзали – значит на улице мороз за 50 градусов, если иней чуть пониже – значит на улице «тепло» – градусов 30–35 мороза. Продовольственное снабжение было неважным. Ведь все: и питание, и оборудование – приходилось доставлять с огромным трудом. Из-за плохого питания беременные женщины перехаживали сроки по два–два с половиной месяца. Автобаза, в которой и мне потом довелось трудиться, была организована на основе транспортно-гужевой складской конторы, где основным видом «транспорта» были кони. На первых порах эта контора и приютила три десятка грузовых машин. Ни ремонтных мастерских, ни теплых гаражей – ничего. Но работали, и как работали! Уже в июле 1957 года были получены опытные партии алмазов, а в декабре завершено строительство карьера и обогатительной фабрики.
Я прибыл в Мирный в 1964 году. До этого 3,5 года служил на Камчатке водителем. Шоферские права получил, еще работая в колхозе. После увольнения из армии по комсомольской путевке сразу, не побывав дома, махнул в Якутию. Понятно, что меня миновали многие трудности, которые испытали на себе первопроходцы. Но и на мою долю их тоже хватило с лихвой. Первое время пришлось доказывать делом, что мне можно доверить большегрузную машину. Доказал. И потекли рабочие будни. Трудились по 12 часов в смену в самых жестких, если не сказать жестоких условиях. Заводили машины, обложив их факелами из шнурового асбеста и тряпья, пропитанного соляркой. Спустишься в карьер, а там холод такой, что машинное масло замерзает. Загазованность – хоть топор вешай. К нам, конечно, поступала новая техника – 25-тонные МАЗ-525, потом ­БелАЗы. Но условий для водителей в них не было предусмотрено фактически никаких. В кабинах приходилось устанавливать некое подобие буржуйки, которую топили дровами. Буржуйка и согревала. Вести груженый самосвал по карьерному серпантину в условиях Севера, может быть, даже посложнее, чем артисту цирка идти по натянутому канату. А шоферил я не год или два – годы. По неофициальным данным, за время разработки кимберлитовой трубки «Мир» открытым (карьерным) способом добыто алмазов на 17 миллиардов долларов. Горжусь, что в этой «крутой» цифре есть и моя лепта. Хочу заметить, что женился я до армии. У нас появилась дочка. Но в Мирном три с половиной года жил без семьи – ее некуда было везти. А привез благодаря ребятам, которые уступили нам одну из засыпух. К слову сказать, благоустроенную квартиру нашей семье, в которой родилась вторая дочка, пришлось ждать 11 лет. Ютились где придется.
Вы можете спросить, что двигало мной, нашим поколением? Конечно, романтика, свойственная, пожалуй, всем молодым людям. Но был и прагматический расчет: заработать на квартиру, машину, хозяйство и обосноваться на «материке». Однако с каждым годом желание оставить Мирный таяло. Однажды супруга, Мария Григорьевна, спросила, когда будем возвращаться на «материк». Ответил – никогда!
Ответил не под влиянием эмоций, а вполне осознанно. Давно заметил: в Мирный ехали люди, способные на поступки, которые утверждают в человеке самые высокие качества: доброту, порядочность, способность прийти на помощь. Десятками и десятками примеров можно проиллюстрировать мою точку зрения. Остановлюсь на одном. Игорь Федорович Мищенко после окончания Иркутского мединститута получил диплом стоматолога и попал в Мирный случайно: летел по распределению в Якутск. Специальность стоматолога была ему не по душе. Потому с третьего курса стал заниматься и хирургией. Вечерами практиковал в клинике. А в Мирном предложили ему место хирурга в поселке, где начиналось строительство первой очереди Вилюйской ГЭС – первой в мире гидроэлектростанции в условиях Крайнего Севера. Собрал Игорь Федорович вещички – и на самолет. Прилетает, а на летном поле его уже ждет машина «скорой помощи». Повезли прямо в больницу. Там больной, которому в аварии перерезало горло. Предстояла сложнейшая операция. Никому не объяснишь, что ты не хирург, а стоматолог. Проконсультироваться не с кем. Молодой врач вышел из этой ситуации с честью. Потом его сватали в именитые клиники, предлагали солидные должности, но дальше Мирного он никуда не поехал. Хирург от Бога! Бывало, сидишь в кинотеатре, смотришь фильм и вдруг слышишь: «Игорь Федорович Мищенко, на выход!». Зал сочувственно шуршит голосами: «Кто-то тяжелый в хирургию поступил. Ну и ра-бо-о-о-та!». Кстати, мой внук Кирилл сейчас в Москве тоже осваивает профессию хирурга.
Вот с какими людьми свела судьба. Вместе преодолевали трудности. Опираясь на плечи товарищей, быстро мужали нравственно, росли профессионально. Я начинал слесарем, шоферил, возглавлял бригаду водителей, трудился механиком, был начальником автоколонны цеха технологического транспорта, заместителем главного инженера автобазы, начальником Мирнинского управления автодорог. И вся эта «должностная иерархия» укладывается в относительно небольшой период времени.
– Вы и в рядах Коммунистической партии России остаетесь, чтобы чувствовать плечо товарищей?
– И поэтому тоже. Отношение к компартии в нашей семье всегда было уважительным. Мою сестру, Александру Кирилловну, доярку, коммунисты области избирали делегатом XXVII съезда КПСС. Я и в комсомол, и в партию вступил вполне осознанно. Руководствовался не меркантильными интересами, а жизненными принципами. Сформировались они под влиянием настоящих коммунистов. Долгое время наша семья ютилась в скромном домике бабушки: отец был сиротой, жильем обзавестись не успел. Решили построить свой домик. Но как? Единственным материалом тогда был лес, а он в послевоенные годы относился к материалу дефицитнейшему. Как ни старалась матушка выхлопотать хотя бы несколько бревен для дома – не получалось. Тогда она обратилась к первому секретарю обкома КПСС Михаилу Константиновичу Крахмалеву. Он-то и помог получить стройматериал. Вся Иловка удивлялась: такой большой начальник, а поди ж ты, принял простую доярку. И не просто принял, но и вник в ее нужду, нашел способ облегчить незавидную участь вдовы.
Но получить ордер на строевой лес – полдела. Надо было угодить леснику, чтобы выделил хорошую делянку. Угождать было нечем. Решили мы с двоюродным братом сами выбрать, что надо. Однажды летней ночью поехали в лес и спилили несколько дубов. Порубку замаскировали. Но разве в селе что-нибудь утаишь? Через два дня к бабушкину дому подъехал лесник Николай Моссолынин. Посадил меня в коляску мотоцикла с намерением везти в милицию. Но сначала заехали к председателю колхоза Якову Борисовичу Мартынову. Плачу. Яков Борисович обратился к леснику. Отпусти, мол, мальчонку. На ком закон блюдешь? На сироте! За него и вступиться некому. А потом мне: иди, хлопец, домой. Что между ними было, не знаю. Но лесник меня больше не преследовал. Дом мы построили за два года. Крыл его шифером сам. Домик тот, неоднократно отремонтированный, и поныне стоит в Иловке. Неказистый, подслеповатый домик. А для нас в те времена это были хоромы! Вот на таких людей, которые, может быть, заботились обо мне, о нашей семье не столько по долгу службы, сколько по совести, и хотелось равняться. Председателю колхоза Якову Борисовичу Мартынову с моим участием открыт в селе памятник. Когда гощу на малой родине, прихожу к нему с цветами.
Расскажу еще об одной неординарной личности. Партком стройпредприятий Мирного долгое время возглавлял Виктор Михайлович Кравченко. Потом его перевели на более трудный участок – в Нерюнгри, но память о себе он оставил добрую, с нами связи не терял. Случилась беда: ему ампутировали ногу. Лежал в госпитале имени Бурденко в Мос­кве. Наш посланец, оказавшись в командировке в столице и купив гостинец – бутылку водки, навес­тил его. А теперь процитирую воспоминания самого очевидца. «Поднимаюсь на второй этаж ­госпиталя в палату. Двери нет. Палата большая. Кругом на кроватях молодежь. Кто без рук, кто без ног – афганцы. У одного ни того ни другого. Оказывается, Виктор Михайлович с согласия командования госпиталя устроил у себя в палате партком. Попросил снять дверь, у стены поставил стол. Перевели сюда самых тяжелых ребят. Шел в госпиталь, не зная, какие слова подобрать, чтобы утешить коллегу, а оказалось, что он тут самый главный утешитель.
Решили выпить. Виктор Михайлович сидел за столом и лично руководил процессом. Разлил всем водку – граммов по 20. Попросил меня сказать слово, а я не смог – душа замерла. Он заговорил. Рассказывал о стране, о Мирном. Рассказывал про хорошее и про плохое, ничего не приукрашивая. На наших примерах он будил в ребятах волю к жизни. К вечеру мы разошлись. Вышел из госпиталя и плакал, никого не стесняясь».
Многолетняя работа в низовых партийных ячейках, в Мирнинском городском комитете КПСС позволяет мне обоснованно утверждать: таких людей, настоящих коммунистов, было много. Нет, я не идеализирую партию. Допускались серьезнейшие ошибки в руководстве партийным, государственным и хозяйственным строительством. Ситуация во многих отраслях складывалась удручающая. Надо было принимать кардинальные меры для устранения различных диспропорций. Принимать, опираясь на народ, на лучшие силы партии, как это сделали в Китае. Но с приходом Горбачева к власти у нас в верхах больше верили красивым цифрам, чем реальному положению дел, больше опирались на тех, кто может делать эти красивые цифры. Сначала ему верили. В том числе и я. Однако довольно быстро выяснилось, что за бьющим фонтанным многословием руководителя партии скрывается безвольный, двуликий, политически близорукий человек. Страна все больше погружалась в кризис и в конце концов распалась.
С душевной болью думаю об этом. Смотрю сегодня на Украину и ее славный народ и со слезами на глазах думаю: «Что ж мы натворили с этой «перестройкой?». А тогда, в 1990 году, коммунисты впервые на альтернативной основе избрали меня первым секретарем Мирнинского горкома КПСС. Довелось хлебнуть лиха на полную катушку. Особенно когда количество освобожденных работников горкома партии по указанию Москвы сократили с 37 человек до 17. Между тем начали набирать силу крайне нежелательные процессы. Ведь Мирный находится в национальной респуб­лике. Среди местного населения, особенно в Якутске, началось брожение умов. Иные горячие головы требовали, чтобы Якутия вышла из состава СССР. Мирнинские радикал-демократы не придумали ничего лучше, как тоже образовать свою, Мирнинскую вотчину. Запахло порохом. События на Украине наглядно иллюст­рируют, чем все это могло закончиться. Горком парии прилагал максимум усилий, чтобы не допустить массового противо­стояния населения. Дневали и ночевали на работе, но худшего избежали.
В самые трудные дни мы, три секретаря горкома КПСС, опубликовали в газете «Мирнинский рабочий» обращение к читателям. В нем, в частности, говорилось: «Обращаемся к коммунистам, жителям нашего района, к местным Советам народных депутатов, хозяйственным руководителям с просьбой в нынешних условиях принять все меры для сохранения достигнутого уровня производства, гарантирующего социальную защиту населения района… Нам стыдно за бывшего Генерального секретаря ЦК КПСС, сложившего с себя полномочия». Редакция письмо опубликовала, сопроводив его комментарием. В одном из пассажей нас спрашивали, не стыдно ли нам за то, что бросили на произвол судьбы Генсека? Как говорится, и смех и грех.
Проблема заключалась и в том, что у горкома КПСС уже не было ни права контроля парторганизаций за деятельностью администрации, ни возможности прямого вмешательства в подбор и расстановку кадров. Но оставалась ответственность за все, чем жили город и район. В те времена многим коллективам помогал существовать бартер. У наших предприятий такой возможности не было. Поэтому всеми правдами и неправдами мы добивались реализации фондовых поставок для обеспечения населения продовольствием, товарами народного потребления, предприятий и строек – материально-техническими ресурсами. Лето выдалось засушливым, основная транспортная артерия – река Лена – обмелела. Но задача стояла одна: все, что намечено, завезти, сохранить, а затем справедливо распределить. Да, у нас давно уже была введена распределительная система продовольственных товаров. Но нормы выдачи продуктов были высокими. Никто от этого не страдал.
Когда было принято решение о роспуске КПСС, начались допросы следователей. Обидные слова, брошенные в мой адрес какой-нибудь обывательской глоткой, оптимизма тоже не прибавляли. Но я считал своим долгом трудоустроить всех освобожденных партийных работников, сдать имущество горкома местным властям по ведомости. Иными словами, ушел с корабля последним.
И сейчас оставить партию означало бы для меня поступиться своими принципами. Я не верю в то, что на земле можно построить рукотворный рай. Но я верю в то, что можно стремиться к солидарному обществу, где нет кричащей бедности и развращающего богатства. Верю в то, что можно и нужно воспитывать, укреплять в каждом жителе страны достойные человеческие качества.
– Не вызывает ли Ваша позиция кривотолков в коллективе? Вы ведь входите в число его первых руководителей…
– Может быть, у кого-то и вызывает. Но мы ведь боролись за демократию, не так ли? А демократия – это многопартийность, плюрализм мнений. Главное не то, какие у тебя взгляды, а то, как относишься к порученному делу. Пока особых претензий ко мне не возникает. После того как не стало горкома партии, я возвратился в производственно-научное объединение «Якуталмаз» – так тогда именовалась «Алроса» – на скромную должность заместителя начальника отдела по социальным вопросам и быту. Можно было занять кресло и покруче. Но отказался. Не потому, что боялся трудностей, а потому что казалось важным понять, смогу ли быть полезен коллективу с учетом новых веяний. Смог. Вскоре стал директором акционерной компании по кадрам и социальным вопросам «Алмазы России-Саха», а потом и вице-президентом «Алросы».
Социальная сфера – понятие объемное. И все, что она в себя включает: жилье, детские сады, школы, учреждения здравоохранения, культуры и спорта, – я бы назвал объектами первой необходимости. В компании трудятся более 38 тысяч человек, у которых есть семьи. Допустим, что каждая семья состоит из трех человек. Получается, что благополучие свыше ста тысяч граждан России зависит и от меня. Люди работают, понятно, за деньги. Средняя зарплата по российским меркам у нас неплохая – более 80 тысяч рублей в месяц. Лучше стали условия труда и быта. Но и запросы сейчас другие. Поэтому приходится крутиться.
Было много попыток «прихватизировать» компанию, удушить ее экономически, обанкротить, а потом скупить за бесценок. Нам не давали реализовывать корпорации «Де Бирс» алмазы, специально на долгое время задерживая лицензии и квоты. Не продавая продукцию, коллектив не имел оборотных средств. А надо было платить налоги, зарплату. Деньги требовались и для того, чтобы строить новые мощности. Перед руководством стояла дилемма: или платим зарплату, но тогда через три года начнет сокращаться добыча алмазов, пойдут массовые увольнения, или задерживаем зарплату, но вводим в строй новые мощности, чтобы коллектив на многие годы был обеспечен работой.
Выбрали второй путь. В подразделениях начались ожидаемые забастовки. Шоферы большегрузных БелАЗов и «Комацу» остановили машины. Пришлось идти к ним, убеждать, просить потерпеть. Так было не один раз и, возвращаясь после очередных переговоров, чувствовал себя, словно выжатый лимон. Общими усилиями на этом фронте мы одержали победу.
Но был и еще один фронт, на котором шли не менее серьезные сражения. Некоторые руководители, в основном из новой волны, под благим предлогом снижения издержек производства высказывались за то, чтобы избавиться от так называемых непрофильных активов. Мол, зачем нам учебно-курсовые комбинаты? За деньги купим и привезем в Якутию любого специалиста из любой точки планеты. Не нужны лечебницы, детские клубы и лагеря и многое другое. И в бытность первым секретарем Мирнинского горкома партии, и на нынешнем посту считал и считаю, что кадры надо готовить на месте, что это святая обязанность предприятий любых форм собственности. Ведь первоклассные специалисты по «базару» не ходят и себя предлагают редко. Они хорошо трудоустроены. А так называемая вахта даже по виду отличается от нашего рабочего, не говоря уже о профессиональном мастерстве. Поэтому еще в 1991 году был создан Центр подготовки кадров, который позднее стал структурным подразделением нашей компании. В него вошли учебно-курсовые комбинаты, профтехучилище и некоторые другие учреждения профессионального образования. Словом, «Алроса», входящая в десятку крупнейших производственных структур России, надежно обеспечивает себя ­кадрами.
Много было сделано для социальной защиты людей труда. Не мыслю «Алроса» без негосударственного пенсионного фонда «Алмазная осень», ставшего настоящим спасательным кругом для тысяч ветеранов отрасли. Такие фонды привносят стабильность в трудовые коллективы, способствуют снижению текучести кадров и повышению производительности труда. Думаю, правильно сделали, что, организовав фонд, не стали рисковать его деньгами, отдавая эту структуру в чужие руки. Теперь каждый ветеран получает солидную добавку к государственной пенсии.
Не представляю «Алроса» без собственной оздоровительной базы. Она создавалась с великим трудом. Нас обвиняли во всех смертных грехах. Писали в Правительство Российской Федерации записки, в которых ставили вопрос о смене руководства компании. В первую очередь тогдашнего президента компании Вяче­слава Анатольевича Штырова. А он в это время давал добро на оснащение самым современным медицинским оборудованием приобретенного санатория «Голубая волна» в городе Геленджике Краснодарского края, поддерживал предложения по развитию пансионата «Прометей» в Небуге и базы отдыха в Анапе, местных профилакториев. Три года назад на базе медицинского отдела компании и здравпунктов образован единый медицинский центр. Ежегодно в «Голубой волне» и «Прометее» за символическую плату поправляют здоровье около шести тысяч человек, в местных здравницах – более четырех тысяч. В оздоровительных лагерях отдыхает до 2,5 тысячи детей.
Да и сегодня отдельные «стратеги» в нашей компании к непрофильным активам относят многие другие социальные объекты, совхоз «Новый». Тем более что они не приносят прибыли. Хотя как посчитать. Если учесть, что совхоз поставляет экологически чистую, свежую продукцию, а не заскорузлые ножки Буша, если иметь в виду, что из-за природно-климатических условий товары с материка поступают не в полном объеме, а товары совхоза – вот они, под боком, то впору говорить о прибыли. И выражается она не в деньгах, а в более ощутимом социальном измерении – в уверенности коллективов в завтрашнем дне.
Поэтому, когда вновь возникают разговоры о приватизации компании, об избавлении от непрофильных активов, я выступаю категорически против таких, с позволения сказать, инициатив. В свое время мы потеряли пять детских садов. Их отдали под управленческие конторы. Что теперь? А теперь в Мирном большие очереди на устройство детворы в дошкольные учреждения. Раньше, в годы становления ­отечественной алмазодобывающей промышленности, детских садов практически не было. Знаю крановщика, который, выходя на смену, каким-то образом пристраивал свое трехлетнее чадо в кабине крана, хотя это строго запрещалось. А что делать? Было бы нелепо, если бы в компании с мировым именем инфраструктура застыла на уровне тех дней.
Нам не к лицу сдавать завоеванные позиции. Освободившийся из «зоны» господин Ходорковский теперь заявляет: «В современном обществе бизнес, не понимающий своей социальной ответственности, не имеет права на существование». Да, тот самый Ходорковский, которого ­совсем недавно не волновала социальная ответственность собственного бизнеса. Поневоле задумаешься: неужели отдельным «эффективным менеджерам» надо посидеть в тюремной камере, чтобы понять эту истину?
Не так давно в Мирном с рабочим визитом был член Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации Николай Иванович Рыжков, много делающий и для родной Белгородчины. Вот что написал он в приватном письме: «Восхищен развитием предприятия, его новейшими технологиями. Но что более всего меня приятно поразило – это общественная атмосфера в Мирном. Ведь люди сейчас делятся на две категории – одни проклинают советскую власть, другие, напротив, не видят ничего положительного в нынешней жизни. Полагаю, что Вы нашли ту самую середину, которая не раскалывает, а консолидирует общество. Спасибо Вам за это». И если вы спросите, чем руководствуюсь во всех наших делах, отвечу коротко: здравым смыслом. Мы добываем драгоценности. Но самое главное наше богатство, которое дороже алмазов, – человек труда, о чем не устает повторять на встречах с трудовыми коллективами президент компании, видный молодой управленец Андрей Жарков. И это своеобразное гордо реющее знамя «Алроса» не намерена выпускать из своих рук.