Мгновения судьбы «атомного Штирлица»

16 октября 2013 года исполняется 100 лет со дня рождения нашего земляка, легендарного советского разведчика, Героя России Владимира Борисовича Барковского, внесшего огромный вклад в дело создания в Советском Союзе атомного оружия.
В историю XX века работа советской разведки по добыванию секретной документации по созданию в США атомной бомбы и получению другой важнейшей научно-технической информации войдет как одна из самых результативных. Но лишь спустя полвека Родина достойно оценила полную самоотверженности и риска работу видных советских разведчиков, которые способствовали решению важнейшей в тот сложный период для страны задачи создания ядерного оружия.
15 июня 1996 года в Указе Президента Российской Федерации о присвоении сразу нескольким ветеранам Службы внешней разведки, в том числе Владимиру Борисовичу Барковскому, звания Героя России отмечалось следующее:
«...Находясь в 1941–1946 гг. в долгосрочной командировке в Англии, В. Б. Барковский организовал работу и принял непосредственное участие в добыче особо секретных материалов по американскому атомному оружию. Проявив личное мужество, действуя с риском для жизни, Барковский добыл ценнейшую информацию, которая позволила советским ученым значительно сократить сроки создания отечественного атомного и термоядерного оружия, тем самым достичь военного паритета с США и странами Запада и снизить угрозу атомной войны против СССР».
За плечами Героя России В. Б. Барковского было немало и других достойных этого звания дел. К сожалению, еще не пришло время говорить о многих операциях, в которых он принимал участие. Лишь намеком на активную оперативную деятельность разведчика могут служить те награды, которыми была отмечена его служба во внешней разведке.
Владимир Борисович Барковский родился 16 октября 1913 года в городе Белгороде Курской губернии в семье служащего. Его отец Борис Владимирович служил делопроизводителем в земской управе, а мать Екатерина Анатольевна, как это было принято тогда, являлась домохозяйкой. Отец во время Первой мировой войны был офицером, дальнейшая судьба его неизвестна. До 1930 года Владимир вместе с матерью проживал в Белгороде на улице Покровской (ныне улица Озембловского), где они арендовали 2-й этаж у домовладельца Гуреева.
С 12-летнего возраста его приучали к труду, отдавая на лето к какому-либо мастеровому на выучку. Он учился мастерить немудреную мебель – табуретки, стулья, фанерные чемоданы, а порой и игрушки, на которые был большой спрос.
Летом 1927 года молодому пареньку посчастливилось попасть на заработки в мастерские знаменитого в то время конструктора планеров Б. Н. Шереметьева, жившего и работавшего в Белгороде. Мастер поручал ему изготовлять некоторые детали для своего планера «Ш-3». Это приохотило Владимира к авиации, которая стала его увлечением на всю жизнь.

Большую роль в приобщении Барковского к технике сыграл школьный учитель физики. Под его руководством ученики мастерили приборы для физического кабинета, наловчились работать с металлом, паять непослушные детали, наматывать вручную индукционные катушки. В конце 1929 года, незадолго до окончания средней школы, Володя Барковский стал членом «Общества любителей радио». В клубе радиолюбителей он окончил курсы, мастерил детекторные приемники и под руководством наставников даже изготовил один из двух первых в городе ламповых приемников.
После окончания в 1930 году средней школы Барковский намеревался поступить на инженерный факультет института. Однако оказалось, что выпускников средних школ в технические высшие учебные заведения не принимали: необходимо было сначала поработать на производстве. В том же году Владимир вместе с матерью переехал на станцию Павшино Калининской железной дороги, где поступил на завод сначала в качестве моториста, а затем перешел в механический цех слесарем. Приобрел специальность слесаря-механика и к моменту поступления в институт сдал квалификационный экзамен на шестой разряд.
В 1931 году Барковский был принят в заводскую комсомольскую организацию, одно время замещал ее секретаря. Одновременно учился на вечернем рабфаке. Жизнь в рабочей среде была для него хорошей школой. Формировалось уважение к труду, гордость за профессию, дисциплина, осознанная заинтересованность в добросовестном выполнении порученного. С особой теплотой вспоминал Владимир впоследствии свою работу в заводском кружке ликвидации неграмотности, где вчерашние крестьяне, пришедшие на производство, учились читать и писать.
В 1934 году, окончив рабфак, он стал студентом Московского станкоинструментального института. Активно занимался планерным и парашютным спор­том в Московском студенческом аэроклубе. Одновременно окончил летную школу и был приписан как пилот запаса к истребительному полку ПВО Москвы.
Комсомол и в этом деле был застрельщиком полезных начинаний. Он шефствовал над Военно-морским флотом, присоединился к выполнению поставленной партией задачи подготовить 150 тысяч летчиков, многие десятки тысяч парашютистов, стрелков, танкистов, водителей автомашин, мотоциклов. Подавляющее число комсомольцев сдавало военно-спортивные нормы на значок «Готов к труду и обороне».
Страна готовилась к отражению агрессии с Запада. Приход к власти Гитлера в 1933 году однозначно говорил о том, что военного столкновения с Германией нам не избежать. Эта война, по определению Сталина, должна была стать войной моторов. Для овладения новой военной техникой, которая во все больших объемах поступала в армию, нужны были технически грамотные кадры. Важным мероприятием в комсомоле была сдача военно-технического экзамена (ВТЭ), программа которого включала некоторые элементы военного дела и давала начальные военно-прикладные знания.
Случилось так, что Владимира избрали факультетским уполномоченным по ВТЭ. В его задачи входила организация учебы и проведение зачетных экзаменов на факультете. Здесь он сам стал мотоциклистом, участвовал в кроссах, обучал езде на мотоцикле других студентов. Занимаясь в Московском студенческом аэроклубе планерным спортом, одновременно работал общественным инструктором по планеризму. После того как он был приписан в качестве пилота запаса к одному из истребительных полков ПВО Москвы, у Владимира окончательно созрело решение стать после окончания института военным летчиком.
Однако судьба распорядилась по-иному. Весной 1939 года, когда Владимир уже учился на последнем курсе, секретарь комсомольской организации института сообщил, что ему надо явиться в определенный день и час на Старую площадь, где с ним намерены побеседовать «компетентные люди». Суть предстоящей беседы комсомольскому вожаку не была известна. Не внес вначале никакой ясности в этот вопрос и приход самого Владимира в штаб партии. В приемной ЦК ВКП(б) собралось около сотни будущих выпускников московских втузов. Все они прошли собеседования в каких-то комиссиях и заполнили анкеты. Ничего определенного им так и не сказали: ждите, когда понадобитесь, вас вызовут – вот и весь ответ.

Этот визит на Старую площадь стал судьбоносным в жизни Владимира Барковского, определив всю его дальнейшую жизнь. Ведь речь шла о его работе во внешней разведке органов госбезопасности, значительно ослабленной в результате репрессий. Эти репрессии против политических противников Сталина были начаты по его инициативе в конце 1936 года. Ретивый нарком внутренних дел Николай Иванович Ежов устроил избиение партийных кадров, органов госбезопасности, комсомола, министерств, ведомств, в которых, по его мнению, завелись «враги народа». Кому-то припоминали недавнее прошлое, когда он сочувствовал оппозиции, кто-то неодобрительно отозвался о своем непосредственном начальнике… Эти репрессии получили в народе название «ежовщина». От них пострадало около двух третей личного состава разведки.
В 1938 году ЦК ВКП(б) рассмотрел вопрос о реорганизации внешней разведки органов госбезопасности. Было принято решение об укреплении разведки и расширении ее штатов с таким расчетом, чтобы активизировать разведывательную д­еятельность за рубежом по политической, научно-технической и контрразведывательной линиям. Для подготовки сотрудников внешней разведки в 1938 году была создана Школа особого назначения (ШОН). В нее набирали в первую очередь комсомольцев, имевших высшее образование. Именно поэтому Владимир Барковский и стал кандидатом на учебу в ШОН.
В мае 1939 года Владимира вызвали в известное всей Мос­кве здание НКВД на Лубянке. Ему и другим приглашенным молодым людям объявили, что они уже являются сотрудниками органов государственной безопасности. Накануне защиты диплома, которая была назначена на 30 июня, Барковского вновь пригласили на Лубянку. Всех собравшихся там посадили в крытые машины и доставили в ШОН, которая в то время размещалась в двухэтажном деревянном доме в подмосковной Балашихе. Прибыв на место, они узнали о своем зачислении на курсы разведчиков.
Владимиру удалось договориться с руководством школы о недельном отпуске для зашиты диплома. Защита состоялась в назначенный день и прошла успешно. Институт он окончил с «красным дипломом». Вечером того же дня Барковский уже был в Школе особого назначения. Начались напряженные дни учебы по специальной программе. Здесь он получил разведывательную подготовку. В ШОН Владимир понял, что как разведчик он может быть не менее полезным Родине, чем летчик-истребитель.
На время учебы в ШОН В. Барковский совершенно исчез из поля зрения друзей. Времена были суровые, и друзья думали, что он арестован. И только позже, когда Владимира направили на стажировку в МИД, они даже стали гордиться им: не каждый выпускник танкоинструментального института, даже окончивший его с отличием, становится дипломатом, которых тогда было не так уж и много.
В разведшколе он обучался в течение года. Помимо спецдисциплин, слушателям преподавали дипломатический этикет, экономическую географию, полит­экономию и ряд других предметов. Но главное – это иностранный язык, без которого не бывает разведчика. Английским языком он занимался шесть часов в день с преподавателем, а потом еще выполнял домашнее задание.
Вспоминая те годы, В. Б. Барковский подчеркивал:
«Оглядываясь на свое прошлое, могу сказать, что моему поколению молодежи 30-х годов было нетрудно вписаться в круг требований, предъявляемых к разведчику, и найти свое место в разведке. К этому нас подводил сам образ жизни молодежи тех лет. Это были годы, по существу, промышленной революции. Вполне осязаемой была задача преодолеть отсталость страны, опираясь на собственные силы перед лицом злобных нападок и прямого экономического давления на нас со стороны стран Запада. Страна стала походить на гигантскую стройку, а самоотверженный, напряженный труд стал нормой жизни».
В 1940 году лейтенант Владимир Барковский стал работать в центральном аппарате разведки. Он знакомился с разведывательными материалами по Англии, готовил некоторые оперативные документы. Потом он прошел непродолжительную стажировку в Министерстве иностранных дел. В МИД Барковский, согласно легенде, значился выпускником курсов МОПР – Международной организации помощи рабочим. В конце года его вызвал начальник внешней разведки Павел Михайлович Фитин и в присутствии начальника английского отделения и секретаря партбюро объявил о решении руководства направить его на работу в Англию в качестве оперативного сотрудника лондонской резидентуры. Молодому разведчику предстояло специализироваться в добывании информации по линии научно-технической разведки.
Павел Фитин не говорил громких слов. Он отметил, что обстановка в Англии сложная, английские правящие круги по-прежнему враждебно настроены по отношению к нашей стране. Англия находится в состоянии войны с Германией, ее спецслужбы активно разрабатывают всех иностранцев, поэтому к работе в Лондоне необходимо относиться серьезно, действовать осмотрительно, соблюдать бдительность и условия конспирации.
В ноябре 1940 года, перед выездом в лондонскую резидентуру, Владимира Барковского принял нарком иностранных дел В. М. Молотов. Он имел обыкновение беседовать лично с каждым дипломатом, отбывающим к месту назначения, и инструктировать его.
Сразу же после того, как прибывших из СССР разместили в гостинице, начался воздушный налет германской авиации на ливерпульский порт. От грохота зениток и разрывов авиабомб, сопровождаемых воем сирен, было страшновато. Однако англичане вели себя удивительно спокойно: не суетясь, они отражали налеты германского люфтваффе, тушили пожары, эвакуи­ровали раненых.
На следующий день В. Барковский с женой выехали в Лондон.
Ликвидированная в 1939 году по указанию Берии лондонская резидентура стала возрождаться лишь к началу 1941 года. Она состояла в то время из резидента А. В. Горского и двух начинающих разведчиков. Основной целью оперработников было восстановление связи с агентурой, которую ранее приобрели их предшественники, в том числе – со знаменитой впоследствии «кембриджской пятеркой».
Настоятельная необходимость выполнения этой задачи в преддверии войны с Германией побудила резидента направить Дэна (таким был оперативный псевдоним разведчика) на встречу с первым в его жизни агентом уже через неделю после прибытия в Лондон в начале февраля 1941 года.
Эту первую встречу с действующим агентом Дэн запомнил на всю жизнь. Получив от резидента данные об агенте, описание места встречи, пароль и отзыв, он прибыл по указанному адресу. Однако оказалось, что половины дома, в котором проживал иностранец, уже не существовало, поскольку накануне германская авиация бомбила Лондон. Жители разбирали дымящиеся развалины. Разведчик помог какой-то пожилой женщине вытащить ее вещи из-под завала. По выговору Дэна она определила, что он не англичанин. Он признался, что является беженцем из Европы. На этот случай у разведчика была припасена легенда, согласно которой он мог представиться датчанином или голландцем. Расчет делался на то, что рядовой англичанин не знает этих языков.
Словоохотливая женщина рассказала в ответ, что в ее доме также проживало несколько беженцев из Европы, которых переселили в дом на соседней улице, и указала адрес. Разведчик поблагодарил ее и пошел по этому адресу. Там он действительно нашел того человека, который был ему нужен. Иностранец чрезвычайно обрадовался встрече с разведчиком, так как почти полтора года наша резидентура не поддерживала с ним связи. Это был выходец из Чехословакии, который бежал из своей страны после того, как в результате Мюнхенского сговора Англия и Франция отдали ее Гитлеру на растерзание. Он оказался чрезвычайно полезен резидентуре в качестве источника информации о расстановке политических сил в чешской колонии и о правительстве Чехословакии в изгнании, которое находилось в Лондоне.
Всего на связь Дэну было передано двадцать агентов, встречаться с которыми иногда приходилось под грохот германских бомб. За первой встречей последовали и другие.
Первые месяцы работы в Лондоне заложили хороший фундамент для совершенствования Дэна как разведчика. Работал он отнюдь не в комфортных условиях: помимо ежедневных налетов германской авиации, мешала также настороженность англичан к иностранцам, впрочем, объяснимая суровыми условиями военного времени.
Но сотрудники резидентуры учитывали и этот фактор. Дело облегчалось тем, что британская контрразведка свои основные силы бросила на поиск германской агентуры. Поскольку дипломатических отношений между Англией и Германией не было, а в стране, соответственно, отсутствовали германские представители, британская контр­разведка МИ-5 все свои имеющиеся в наличии силы бросила на разработку представительств дружественных Треть­ему рейху стран – Ирландии, Швеции, Испании и Португалии. На разработку советской дипмиссии в Лондоне у нее просто не оставалось сил и средств.
Кроме того, англичане ошибочно считали, что СССР ведет в Англии разведку по линии Коминтерна. Поэтому с целью проникновения в советскую агентурную сеть в Англии местные спецслужбы пытались разрабатывать Компартию Великобритании, надеясь таким путем раскрыть «агентов Коминтерна». Не следует также забывать и о том, что резидентура внешней разведки в Лондоне имела «своих людей» в британских спецслужбах, которые заранее информировали ее о планах МИ-5 в отношении советских представителей в стране. Это позволяло разведчикам, в том числе и Дэну, избегать крупных неприятностей.
Быстро привык Дэн к бомбардировкам германской авиации, а затем – к налетам реактивных самолетов-снарядов Фау-1 и Фау-2, частым воздушным тревогам и сплошным затемнениям в вечерние часы. Со временем разведчик наловчился пользоваться темнотой для маскировки своей работы в городе. Когда же МИ-5 выставляла наружное наблюдение за кем-либо из оперработников, никаких оперативных мероприятий в городе резидентура не проводила.
Приближение гитлеровского вторжения на нашу землю с каждым днем чувствовалось все сильнее. Поступавшие от агентуры данные говорили о том, что СССР стоит на пороге войны с Германией. 22 июня 1941 года сотрудники лондонской резидентуры ждали с большим напряжением. Впоследствии Дэн так вспоминал первые дни Великой Отечественной войны: «Памятное воскресенье 22 июня я встретил в загородной резиденции нашего посольства, где – подальше от немецких бомбежек – размещались семьи наших сотрудников. Известие о нападении фашистской Германии на Советский Союз прозвучало приказом отправиться в резидентуру и немедленно приступить к выполнению всего того, что потребует Родина. Резидентура в то время напряженно работала над восстановлением и реорганизацией агентурной сети, оставленной нашими предшественниками в конце 30 х годов.
Основные оперативные и информационные задачи резидентуры в те первые дни войны потребовали сравнительно небольшой корректировки. Зато трудовой темп возрос настолько, что сейчас не без удивления вспоминаешь, как только успевали справляться, работая с многочисленными агентами разного профиля, находившимися на связи, и выполняя другие оперативные обязанности. Но все трудности оттеснялись на второй план сознанием огромной опасности, нависшей над нашей страной, страстным стремлением, хотя и вдали от Родины, встать на ее защиту всеми доступными средствами. Сотрудники резидентуры трудились по 16–18 часов в сутки. Жизнь складывалась из работы и сна. Отдыхать казалось постыдным, когда на Родине шла жесточайшая битва не на жизнь, а на смерть».
С началом войны резко возросла потребность Красной Армии в новинках боевой техники. Поскольку в немногочисленной лондонской резидентуре только Дэн имел инженерную подготовку, ему было поручено специализироваться непосредственно в области научно-технической разведки. С линией НТР была затем связана вся его профессиональная деятельность в разведке. В Лондоне Дэн приобрел ряд источников, от которых получал весьма ценную секретную информацию, имевшую большое значение для укрепления обороноспособности нашей страны. В частности, в Центр были направлены исключительно важные материалы по радиолокации, реактивным двигателям и другим направлениям развития военной техники. Однако наиболее значимым направлением разведывательной деятельности Дэна в Англии стала работа по проблеме разработки и создания атомного оружия.
Деятельность советской внешней разведки по атомной проблеме инициировал в конце 1940 года начальник отделения НТР Леонид Квасников. Он направил в резидентуры НКВД в США, Англии и Германии ориентировки, в которых предусматривалось разведывательное проникновение в ведущие центры ядерных исследований с целью добычи информации о направлениях работы крупнейших физиков-атомщиков. В документе содержалось указание приступить к получению сведений о возможных исследованиях в этих странах по созданию атомного оружия.
Уже в сентябре 1941 года лондонская резидентура НКВД получила сведения о том, что идея создания атомного оружия приобретает в Англии реальные очертания. От ее агента Джона Кернкросса поступили документальные данные о том, что английское правительство серьезно прорабатывает вопрос о создании бомбы большой разрушительной силы. Эти сведения содержались в докладе так называемого Уранового комитета от 24 сентября 1941 года, предназначенном для информации британского кабинета министров о ходе работы по атомной бомбе. В докладе были высказаны рекомендации Объединенного комитета начальников штабов (британский Генштаб) о необходимости создания атомной бомбы в течение ближайших двух лет.
Согласно информации Кернкросса, Урановый комитет получил кодовое название «Директорат Тьюб-Эллойс». Научной работой британских физиков в области атомной энергии руководила специальная группа ученых во главе с известным физиком Томсоном. В подборке документов, переданных Кернкроссом, содержались подробные сведения о деятельности Уранового комитета, о технологии производства урана-235, о конструкции атомного заряда атомной бомбы пушечного типа и т. п. Перечислялись также исследовательские и промышленные центры страны, намеченные для участия в развертывании практических работ по созданию этого смертоносного оружия.
Поскольку в документах Уранового комитета была масса технических терминов, мало понятных непосвященным, резидент поручил Дэну, как инженеру по основной специальности, подготовить для Центра информационную телеграмму. Она до сих пор хранится в деле «Энормоз» (такое кодовое название получил в оперативной переписке советской разведки проект создания атомного оружия в США и Англии. – Прим. авт.) Работа оказалась нелегкой. Закончена она была только к утру следующего дня.
Это была одна из первых добытых советской внешней разведкой информаций о разработке на Западе атомного оружия. О полученных сведениях было доложено руководству страны. В дальнейшем такого рода данные сообщались регулярно.
Из сообщения резидента НКВД СССР в Англии от 4 октября 1941 года об использовании атомной энергии в военных целях:
«...Сообщаю очень кратко содержание представленного 24 сентября 1941 года военному кабинету особо секретного доклада правительственного комитета по разработке способа использования атомной энергии урана для изготовления взрывчатых веществ.
...Даже с учетом веса баллистического механизма урановой бомбы практическая сила ее взрыва будет превышать в 1000 раз силу взрыва обычной бомбы того же веса.
...Следует отметить, что урановая бомба будет иметь двойное действие. Кроме разрушительной взрывной волны огромной силы образуется, наподобие газового облака, огромное пространство, насыщенное радиоактивными частицами. Все живое, что попало в сферу действий этих частиц хотя бы на несколько минут, неизбежно погибнет».
Для молодого разведчика это было первое соприкосновение с проблемой атомного оружия. Более глубокое знание этой проблемы пришло к Дэну после того, как ему был передан на связь источник «Н», принимавший непосредственное участие в создании атомного оружия в Англии. На первой же встрече иностранец с энтузиазмом стал разъяснять оперработнику значение точного знания вероятности захвата нейтронов атомами урана-235 для успешного протекания реакции деления и прочие премудрости. Поняв, что эти проблемы – «темный лес» для оперработника, он поинтересовался у него, как тот предполагает строить их дальнейшую совместную работу.
Дэн честно признался иностранцу, что намеревался передавать ему вопросы советских ученых, а затем забирать у него готовые ответы на них. Источник сразу же отверг этот план, подчеркнув, что предпочитает иметь дело с компетентным человеком, с которым хотел бы «разговаривать на одном языке» и который сможет осмысленно участвовать в обсуждении передаваемой информации, а не служить в качестве «почтового ящика». Он предложил Дэну приобрести для начала американский учебник «Прикладная ядерная физика» и внимательно его изучить. Пришлось разведчику снова засесть за учебники. Эта учеба стоила ему многих бессонных ночей, однако он и иностранец были довольны, когда убедились, что разговаривают «на одном языке» по сложным ядерным проб­лемам.
Получение первой информации по атомному оружию поставило перед лондонской резидентурой задачу расширения агентурной сети. Вплоть до 1944 года, когда в США из Англии выехал известный ученый-физик Клаус Фукс, завербованный Главным разведывательным управлением (ГРУ) Красной Армии и переданный на связь лондонской резидентуре НКВД, она оставалась главным информатором Центра по атомной проблематике. За время работы в резидентуре Дэн приобрел шесть ценных агентов. Однако прямые выходы на ученых, имевших непосредственное отношение к проекту «Тьюб-Эллойс», были невозможными. Дэну приходилось искать источники нужной ему информации в окружении этой категории лиц. Так им была сначала завербована жена инженера-физика, имевшего отношение к информации по электронике, применяемой в атомном оружии. После соответствующей подготовки она провела предварительную работу с мужем. Вскоре Дэн привлек ученого к сотрудничеству с советской разведкой на идейной основе.
К концу своей командировки, завершившейся в 1946 году, Дэну удалось значительно расширить агентурную сеть резидентуры по линии НТР. Входившие в нее источники передавали информацию по различным научно-техническим направлениям.
Из сообщения резидентуры НКВД СССР в Англии от 1 августа 1942 года о расширении работы по линии научно-технической разведки:
«Нами проведена вербовка «Пирата», от которого 26 июля был получен первый материал – совершенно секретный документ с теоретическими расчетами газовых турбин и использования реактивной силы струи воздуха. Материал написан итальянским экспертом по реактивным двигателям Парпаравичини, находящимся сейчас в Англии, и представляет собой теоретические основы нового типа самолетных двигателей…».
Дэн привлек к сотрудничеству с советской разведкой ряд агентов, проживавших в других городах Великобритании, в том числе – в Шотландии.
Созданная за годы войны усилиями оперработников линии НТР лондонской резидентуры агентурная сеть успешно работала. Поступавшая от источников информация, особенно по атомному оружию, неизменно получала высокую оценку Центра. Определенная заслуга в этом принадлежала и разведчику Дэну. Подводя итоги разведывательной работы линии НТР лондонской резидентуры за 1945 год, Центр, в частности, особо отметил деятельность Дэна. В документе указывалось, что «за истекший год от него поступило весьма ценных материалов 44 процента, ценных – 14, информационных – 13 и малоценных всего 0,87 процента. На конец года еще не поступило из ведомств оценок на 28 процентов материалов, поскольку большинство из них касается атомной проб­лемы».
Помимо ядерной тематики, Дэн успешно добывал информацию по новой в то время проблеме радиолокации, реактивной авиации, специальному химическому машиностроению, имевшим большое оборонное значение. Не случайно работа разведчика в лондонской резидентуре была отмечена боевыми орденами.
В Москву В. Б. Барковский возвратился только в 1946 году. Работал на руководящих должностях в центральном аппарате научно-технической разведки. В 1954 году возглавил американский отдел внешней разведки, выезжал в служебные командировки в США и страны Западной Европы. В 1956–1960 годах являлся резидентом ПГУ КГБ в США. Здесь в 1960 году он обеспечивал визит советского премьера Н. С. Хрущева на сессию Генеральной Ассамблеи ООН. Пришлось столкнуться ему и с ужесточением агентурно-оперативной обстановки в стране, вызванной арестом разведчика-нелегала Вильяма Фишера, более известного мировой общественности под именем полковника Рудольфа Абеля.
За годы работы за рубежом В. Б. Барковский прошел путь от рядового разведчика до резидента. В последующие годы посвятил себя преподавательской деятельности, являясь профессором одной из основных кафедр Краснознаменного института КГБ (ныне – Академия внешней разведки). Разведывательному мастерству у В. Б. Барковского учились сотни разведчиков. Он является кандидатом исторических наук, автором многих научных трудов по разведывательной проблематике.
В 1984 году ветеран вышел в отставку по возрасту. За достигнутые высокие разведывательные результаты полковник Барковский награжден орденом Красного Знамени, тремя орденами Трудового Красного Знамени, орденами Отечественной войны 2-й степени, Красной Звезды, «Знак Почета» и многими медалями, а также нагрудными знаками «Почетный сотрудник госбезопасности» и «За службу в разведке».
Такова вкратце биография Героя России, бойца невидимого фронта, начавшего накануне Великой Отечественной войны свою трудовую деятельность в разведке и посвятившего ей большую часть своей жизни.
Скончался Владимир Борисович Барковский 21 июля 2003 года, не дожив трех месяцев до своего 90-летия. Его имя занесено на Мемориальную доску почета Кабинета истории внешней разведки.
Летом 2005 года ему был установлен бюст на Аллее Славы Белгорода.