Знакомьтесь: Семён Лосев

В начале октября с Международного театрального фестиваля «ПостЕфремовское пространство», о чем «Белгородская правда» уже сообщала, пришла приятная для белгородских театралов новость. Спектакль Старооскольского театра для детей и молодежи «Жизнь Александра Пушкина. Лицей» в постановке главного режиссера Семена Лосева был признан достойным Гран-при фестиваля! Кроме того, Татьяна Сопина и Татьяна Скуридина получили диплом за «Лучшую работу художника-постановщика и художника по костюмам».
«Конкуренты у старооскольцев были серьезные: театры Хабаровска, Иркутска, Ульяновска, Перми, Москвы, Израиля. Но у жюри не было никаких сомнений, кому отдать эту награду, – прокомментировала известный театральный критик, одна из членов жюри фестиваля Н. Д. Старосельская. – Изумительный, глубокий, отлично сделанный спектакль! Я Лосева знаю давно – интересный режиссер, педагог, и театр у него хороший, я не раз писала о нем».
...И подумалось: не пора ли и нам познакомить читателей с учеником великого Георгия Товстоногова, создавшим в Старом Осколе такую актерскую школу, что учиться в ней приезжают даже москвичи?
Мы встретились с Семеном Михайловичем после репетиции в кабинете, увешанном афишами, дружескими шаржами на разных знаменитостей и их автографами. Тут «живут» Георгий Товстоногов, Олег Ефремов, Марк Захаров, Ефим Копелян, Алиса Фрейндлих, Ольга Волкова и многие-многие незабываемые артисты, режиссеры, писатели. Оказалось, все шаржи выполнены Лосевым, и... наш разговор сразу пошел не по плану:
– Семен Михайлович, а как вы попали в режиссерскую профессию? Почему не стали, например, художником?
– Нет, какой я художник! Я дилетант совершенный, просто сидел и рисовал на лекциях в Ленинградском театральном институте и в Большом драматическом театре. Если герои узнавали себя, просил автограф. Так с годами появилась коллекция. Кстати, некоторые рисунки позже вошли в мою книгу о Товстоногове, выпущенную в 2007 году издательством «Балтийские сезоны» к его юбилею.

Первый том, «Собирательный портрет», – это воспоминания о Товстоногове. Второй том – «Георгий Товстоногов репетирует и учит» – мой. Здесь собран весь курс его лекций по режиссуре и актерскому мастерству, записи репетиций спектаклей «История лошади» и «Тихий Дон». По сути, это товстоноговский учебник по режиссуре.
Как я попал туда? Я коренной ленинградец, тридцать три года прожил в этом городе. Увлекся театром, окончил режиссерское отделение Института культуры имени Крупской, потом чудом, без блата, при сумасшедшем конкурсе попал к великому режиссеру Георгию Александровичу Товстоногову. Сначала ассистентура-стажировка, затем аспирантура... Восемь лет был с ним. Да и потом, вплоть до его смерти в 1989 году, приезжал из Севастополя, из Риги к нему в творческую лабораторию...
– А что для вас было самым интересным в его режиссерском методе, в личности?
– Из всех режиссеров мира мне ближе всего Товстоногов. Энциклопедист. Аналитический ум. И при этом немыслимая интуиция в построении живого актерского процесса. Он объединил в своем поиске Станиславского, Вахтангова, Мейерхольда, Таирова. Умел видеть космический масштаб проблемы, добиваться зрительского катарсиса, чтобы персонажи и зрители вместе с ними проходили поверку совестью, нравственно обновлялись. Георгий Александрович изумительно изобретал форму и в то же время умел скрупулезно работать с актерами. Считал, что самое замечательное придуманное режиссером решение ничего не значит, если ты не сумел добиться от артистов органики его воплощения.
– Теперь вы сами преподаете. Расскажите о ваших нынешних студентах.
– Студенты у нас занимаются с 9 утра до 22 вечера. Школа, тренинг и муштра, порой изнуряющие. Мы импровизируем в процессе обучения, в преподавании не должно быть догмы. Но есть правило. Для меня именно первые два года – определяющие, раскрывающие актерскую органику. Далее – Судьба. Жизнь ставит много подножек самым одаренным людям, и выдерживают те, кто иначе жить не может. К концу второго курса студенты уже играют первый дипломный спектакль на малой сцене. Бывает, студийные спектакли живут в репертуаре театра по многу лет, как «Переходный возраст», например. По мнению Олега Павловича Табакова, в сегодняшнем театральном вузе студент к выпуску должен успеть выйти к зрителю не менее трехсот раз, чтобы не только теоретически знать свою профессию, а легко перейти к практике. Мы готовим по пять–шесть дипломных спектаклей, это много, если сравнивать с другими вузами. Но коли нам оказано доверие обучать – и Ярославским театральным институтом, и администрацией города, – то мы и студентов не щадим, и себя. А иначе артиста не воспитать.
– Начиная с 1981 года и практически до 2001-го вы были режиссером Рижского русского драматического театра.
– Да, я имел честь служить в знаменитом Рижском театре русской драмы в счастливую эпоху, когда им руководил народный артист Латвийской ССР Аркадий Кац. Помню, когда в 1982 году мы приехали на гастроли в Москву, то играли в переполненном зале Малого театра, куда напрасно прорывались попасть (через три кордона милиции) не то что простые зрители, а знаменитые московские артисты. Еле-еле удалось усадить на приставное место Ирину Муравьеву. В 90-х годах театром руководил народный артист России Леонид Белявский.
– Наверное, русскому театру нелегко приходилось в Латвии в те времена?
– Знаете, каким был мой обычный день: просыпаюсь, иду через город в свой театр. Там актеры, там содружество, моя семья. Я начинаю с ними работать – и ничего, кроме драматургии, не вижу. Я не живу политикой, хотя и знаю, что она существует. Иногда чувствую в «воздухе» что-то такое, что заставляет меня выбрать ту или иную пьесу... Но для меня важно, чтобы 800 мест в зрительном зале не просто заполнились, а чтобы в день продажи билетов на следующий месяц, уже к вечеру у кассы висело объявление: «Все билеты проданы»! При мне в театре был мощный репертуар и аншлаги.
– Так не политика вынудила вас уехать из Риги?
– Изменилась структура власти в театре, он стал из «режиссерского» «директорским». Директор сам стал сочинять свой репертуар, диктовать, кому из актеров можно играть, на кого спонсоры не дают деньги. Художественная линия, которую мы с единомышленниками все эти годы создавали в театре, стала стремительно разрушаться. В афише появились сомнительные названия. Есть такое директорское мнение, что театр должен быть разнообразным. Но я согласен с Товстоноговым, что театр не должен уметь все! МХАТ не умел ставить то, что умели и Малый театр, и вахтанговцы, Любимов на Таганке не подражал «Современнику», а Товстоногов – Таганке. При позиции «уметь ставить все» театр теряет свое лицо, свой стиль, свою неповторимую миссию. Это кристаллизуется годами, а рушится мгновенно... Очень близкий мне по духу режиссер Виктор Оршанский, который создал и возглавил в Старом Осколе театр, уговаривал: «Пора переезжать в Россию. Старооскольский театр – это истинный театр-студия».
– Вас не смутила новая обстановка – небольшое помещение театра, маленький зал? Провинциальный городок после столичного города?
– В начале века, когда я приехал сюда, в Старый Оскол, в рамках фестиваля «Золотая маска» сюда приезжали Михаил Филиппов и Игорь Костолевский. Они говорили: «Сколько городов объездили, нигде не видели такой воспитанной публики!». Это результат многолетней работы всей «команды» театра. И сейчас приезжающие к нам критики говорят: «У вас какой-то необыкновенный зритель». Здесь, в Старом Осколе, практически почти вся труппа – мои ученики, мы говорим на одном языке, мы имеем возможность не конкурировать с другими театрами в борьбе за придумывание оригинальной афиши. Мы потихонечку созидаем Театр Души. Мы занимаемся постановкой лучших авторов (Чехов, Островский, Горький, Окуджава, Розов, Володин), а попутно образовательной функцией...
– Да, я заметила, что у вас оригинальный репертуар. Сегодня в театрах страны одновременно может идти 50 пустейших пьес Рэя Куни, у вас же в афише сохранилась советская драматургия, которую теперь считают «наивной», неактуальной. Ставятся инсценировки прозы Василия Шукшина, Валентина Распутина, Ивана Сергеевича Тургенева...
– Розов, Володин – не актуальны? Это как прочесть, как поставить. А мы считаем, что это – классика! У нас на «Мою старшую сестру» Александра Володина – аншлаги. И интерес не просто к Володину, а именно к нашему решению пьесы. Для среднего школьного возраста сегодня вообще нет репертуара. Драматурги не пишут, а если пишут, то чернуху, а чернуху мы не ставим – поэтому сами создаем, придумываем. Отсюда, например, «Жизнь Александра Пушкина» («Детство» и «Лицей»), спектакль-дилогия.
– «Пушкин» играется у вас давненько... Десять лет. Не устали от этого спектакля?
– Странный вопрос! Что значит «устали»? У Льва Додина «Братья и сестры» идут с 78-го года и до сих пор. Вот рекорд живого театра. Я столько времени трачу на репетиции спектаклей, потому что у нас закон – играть по-свежему, как будто играешь в первый и последний раз!
– Кстати, в афише театра рядом с названиями спектаклей иногда можно увидеть надпись «генеральное возобновление». Что это значит?
– Это формулировка Константина Сергеевича Станиславского. Когда приходят другие поколения актеров, вносишь коррективы. «Три сестры» Чехова Немирович-Данченко три раза возобновлял, «Царя Федора Иоанновича» – тоже. Декорации, реквизит оставались те же, но появлялось какое-то свежее дыхание, время меняло язык постановки. Когда от нас уехал в Питер Александр Гаврилов, на два года мы спектакль о Пушкине закрыли. И вдруг появляется Петр Бежин, выпускник совершенно другой школы. Но он умный, тонкий, гибкий, способный учиться актер. Он так «впитывал меня», что экстерном прошел весь курс моей школы, и мы теперь с ним понимаем друг друга с полуслова, на телепатическом уровне. И мы стали возобновлять спектакль с ним и с новыми студентами, которых с группой педагогов специально воспитали для этого спектакля. А Александр Гаврилов вернулся и, это этически потрясающе, – все, что умел, знал, мог, передал Петру Бежину, а сам вдохновенно играет в пушкинской дилогии ряд уже взрослых ролей.
– Вы репетируете спектакль «Горестная жизнь плута» по Александру Володину. Но это же «Осенний марафон», фильм, основательно «засмотренный»! Не боитесь, что, придя на премьеру, зрители невольно будут сравнивать ваших актеров с Басилашвили, Нееловой, Гундаревой?
– Боюсь, почему не боюсь. Но существует, например, в Санкт-Петербурге фестиваль драматургии Володина. Приезжают театры и привозят четыре спектакля «Пять вечеров». И все разные. А ведь часто по ТВ идет фильм с Гурченко, Любшиным. Конечно, есть фильм «Осенний марафон». Но никто до нас не ставил кино-сценарий Володина «Горестная жизнь плута». В нем есть много такого, чего нет в фильме, зато есть в ремарках. Мы их внимательнейшим образом изучаем.
– Сегодня на репетиции я обратила внимание, что вы не подсказываете актерам, а ждете, когда они сами найдут решение той или иной сцены, характера. Это ваш режиссерский принцип?
– В репетициях бывают разные этапы. Сейчас вот такой. Но если говорить в целом, я люблю актеров, которые умеют думать. Это бесценное качество! Если давить на актера, он станет автоматом.
– Основой Старооскольского театра для детей и молодежи стал в 1996 году коллектив, созданный в Севастополе Виктором и Людмилой Оршанскими и переехавший в Россию. Какая-то связь с этим городом осталась?
Этим летом по приглашению севастопольцев нам всем коллективом пробили поездку на фестиваль «Великое русское слово», приуроченный к пушкинским дням. Сыграли пушкинскую дилогию и поставленную мной в Севастополе (с заслуженным деятелем искусств Украины худруком Людмилой Оршанской в заглавной роли) «Вассу Железнову». В Севастопольском театре «На Большой Морской» сейчас мощная труппа. Они живут в тяжелых условиях, как и мы, но в театре – абсолютно ефремовская обстановка молодого «Современника». Мы, театры-студии, близки друг другу по духу...
– А на ваш спектакль «Женя, а вы знаете?», говорят, Евгений Евтушенко прилетал в Старый Оскол из США?
– Да, и Евтушенко, а потом Золотухин. Евтушенко был у нас в театре в 2010 году и сразу же пригласил к себе на юбилей в Москву. Первое отделение играли в Москве в знаменитом Политехническом, где – помните фильм «Мне 20 лет»? – выступали Андрей Вознесенский, Белла Ахмадулина, Роберт Рождественский. А вторым отделением было выступление юбиляра.
– Вы начали театральный сезон без большой сцены. Сейчас у вас идет ремонт?
– О, как вы не в курсе! Отремонтировали с грехом пополам швейный цех, а более нет никакого ремонта. Три года назад мы получили 44 пункта противопожарного предписания. Если я их не выполню – пойду под суд. Кроме того, потолок рушится, упал – чудо, что никого под ним не было, – штанкет с фонарями, упала прямо на спектакле кулиса. Три года назад были вынуждены закрыть большую сцену. Трагично, что многие спектакли, в которых есть очень хорошие актерские работы, мы не можем играть. Где «Три сестры», где «Вешние воды», – спектакли, которые рождались в радостных муках в течение трех лет? Где вечно аншлаговый спектакль «В день свадьбы»? Где детские уникальные спектакли, созданные для большой сцены Виктором и Людмилой Оршанскими?
На личные средства одного из любителей театра (он просил не называть его фамилию) сделан прекрасный, устраивающий нас по всем компонентам проект реконструкции. И прежний, и новый глава города знакомы с этим проектом. Знаком даже, как мне сказали, губернатор. Но осуществление этого замечательного проекта требует больших денег. Мы играем на двух малых сценах, попасть на которые можно с трудом. Это счастье, что мы любимы старооскольцами. И мы работаем ради них. Для меня ежедневный аншлаг в нашем городе дороже любого успеха на чужом фестивале.
– Так, значит, публику вы завоевали, а власти города – нет?
– Власти? Спросите, кто из них за десятьлет видел спектакль «Жизнь Александра Пушкина», который мы еще в 2005 году играли в самом пушкинском лицее и на фестивале памяти Олега Ефремова завоевавший Гран-при. С 2007 года мы приглашаем власти на знаковый для нас и для города спектакль «Последний срок». Не пришел никто. Какой счастливый Белгородский театр имени Щепкина, где губернатор бывает на всех премьерах! Недаром белгородский театр цветет и славится!
У нас в Старом Осколе есть спектакль «Вертинский и дамы». Там такое письмо Вертинского. Он пишет в конце жизни: «Меня любил народ, но не заметило правительство». Я реалист. Федерально мы не финансируемся, а город сколько может, столько дает. Прекрасно понимаю городские проблемы. Когда говорят, что детский сад или роддом не отремонтированы, что я должен сказать – что мне все равно? Если я говорю о совести всеми своими спектаклями?! Я воспитан ждать, верить и всеми силами поддерживаю эту веру в людях, в актерах, которые, прежде всего, патриоты родного города. И мы, как и прежде, честно делаем свое дело. Мы берем лучший репертуар России и день за днем созидаем Театр Чести, Театр Достоинства, Театр Очищения,Театр Надежды, Театр Души.