Ценен в Стригунах диплом из Бургундии

Фабром она уже более 10 лет и могла бы жить на родине мужа – во французских Альпах, на границе со Швейцарией. Или еще где-нибудь, куда мечтают выйти замуж многие россиянки. «Но Европа скучна, да и реализоваться я там не смогу», – решила молодая женщина и сделала выбор в пользу своего Отечества – России.
Сегодня интернациональная семья живет в Стригунах. Дети ходят в сельский садик, свободно разговаривают на двух языках. Жан плотничает, столярничает и музицирует, а Марина помогает белгородским фермерам строить эффективный бизнес в условиях ВТО.
Марина окончила Московский агроинженерный университет имени Горячкина. Будучи пятикурсницей, писала во Франции диплом о дистанционном обучении. Пока работала над темой, ректор Бургундского университета предложил Марине и еще одному студенту из России получить второе высшее образование в вузе, которым он руководил.
Первый раз о Марине я услышала от семьи Василенко из села Зозули. Специалист по сельскому хозяйству с двумя высшими образованиями, одно из которых получила во Франции, предложила им свои услуги по увеличению производительности стада. Василенковские коровы давали в среднем в сутки по 7,4 килограмма молока. Через три месяца надои тех же самых буренок выросли на 30 процентов! Причем увеличение произошло в зимние месяцы.
О сладком «дыме Отечества», любви к Путину, сельхозкооперации, фермерских ошибках, которые очень дорого обходятся, мы беседуем с Мариной ФАБР.
– В конце прошлого года генеральный директор одного из молзаводов области жаловалась на страшный дефицит молока. Поголовье КРС продолжает сокращаться из-за нерентабельности производства, объясняла руководитель. А вы доказываете, что молочное животноводство – очень выгодный бизнес.
– При правильном содержании, например, десяти дойных коров семья может получать около 80 тысяч рублей дохода ежемесячно. По-моему, это приличные деньги. Молоко было и будет востребованным продуктом, конкуренции на этом рынке практически нет, а живые деньги от продажи творожка, сметанки в доме будут каждый день – это многие понимают.
Нужно лишь помочь людям настроить механизм производства. Научить грамотному ведению бизнеса. Этим я и занимаюсь. Открыла вместе с братом Максимом в Борисовке собственное аудиторское агентство. Учеба, опыт французских фермеров, украинских, наших российских, работа, в частности, и в ГУП «Семейные фермы Белогорья» – все как-то подталкивало, подводило к мысли о собственном деле. За десять лет практики узнала проблемы фермерства, поняла, как можно их решать, помогая животноводам.
Пример эффективно работающей фермы был перед глазами. В Европе созданы небольшие фермерские хозяйства, на которых семьи работают из поколения в поколение. Держат по 30–150 голов скота дойного стада. 300 – это считается очень много. Все фермеры объединены в кооперативы. Его правление обеспечивает сбыт продукции, поставку кормов, ведет бумажную работу, занимается юридическими и банковскими делами. Фермер занят исключительно производством: подоить коров, накормить, следить за их здоровьем, правильным хранением молока. Каждый занят своим делом. Механизм кооперативов работает как часы. Когда на втором курсе университета я впервые попала на практику во Францию, в семью фермеров, которые занимались выращиванием зерновых, поинтересовалась: сколько лет их кооперативу? 700 лет, говорят...
Нечто подобное пытаюсь сегодня создать. Объединила нескольких фермеров. Перед нами пока стоит такая цель: привести все хозяйства к новым нормам и требованиям, поскольку вступление России в ВТО к этому обязывает. Ориентируем людей на то, чтобы они вкладывались в помещения, оборудование – без этого предприятие просто исчезнет. Проводим специальные семинары. Организовала курсы по обучению новым принципам работы, которые сейчас внедряются на всех предприятиях пищевой промышленности. Вольно или невольно появился союз единомышленников.
Кроме того, помогаю составлять бизнес-планы на получение грантов, определять качество молока, советую, как увеличить производительность на ферме. Мы приезжаем в хозяйство с братом, дня два–три смотрим, как налажено производство, а потом даем рекомендации по улучшению бизнеса.

– Много у вас клиентов?
– В одиннадцати хозяйствах мы отладили систему производства. Приезжаем в них время от времени, когда возникают какие-то вопросы. С шестью хозяйствами сегодня работаем регулярно. Когда все получается, такое колоссальное удовольствие испытываешь…

– Марина, назовите главные, на ваш взгляд, причины низкой продуктивности молочного скотоводства в фермерских хозяйствах?
– С коровами как с маленькими детьми – на них все влияет: режим дня, порядок раздачи кормов… На ферме Василенко высокая продуктивность без добавок, дорогостоящих кормов держится уже несколько лет. Коровы те же самые. А мы там просто отладили режим дня и установили новые правила кормления. Все оказалось просто.
Но к кому бы мы потом ни приходили и ни рассказывали, что стоит только чуть-чуть что-то изменить и подправить, как молочный бизнес станет рентабелен, нам не верили. Приводили в пример опыт Вали и Бориса Василенко – не верили. Народ словно зациклился на этой позиции: молока зимой нет и не должно быть, держать коров убыточно… Попробуй разубеди!
Все от незнания. Мы столкнулись с тем, что мало кто из фермеров понимает, зачем корове много воды или вентиляция в сарае. Они в жизни не рассчитывали рацион животных, привыкли все на глазок делать. Не учитывали смену сезона и кормов. А корова моментально реагирует на каждый сбой, упущение, непредусмотрительность. Чтобы вернуть ее к прежним высоким надоям, понадобится недели три – а это уже потери для фермера. Вроде все это мелочь, но такие кажущиеся пустячки серьезно влияют на производительность стада, прибыль хозяйства.
Многие жалуются на большие трудозатраты на фермах. Мол, света белого не видят, целый день проводят в коровнике, три раза доят – тяжело. А результаты – кот наплакал. А ведь дойку можно сделать двухразовой. Появится и свободное время, сократятся затраты на электро­энергию. И, конечно, самая главная проблема – сбыт продукции.

– С коровами более-менее ясно, а вот с вами не совсем. Объясните, почему вы все-таки не остались во Франции, в Европе, ведь это же мечта очень многих россиян… Тем более у вас муж француз.
– Я прожила два года в Европе. Все отлично! Красиво. Но со временем даже это приедается. Те же проблемы, работа, заботы, друзья... Мне там было скучно. Не понравилось, что все там построено на потребительских отношения. В России тоже уже выросло общество потребителей, но пока не в таких масштабах. Особенно это бросается в глаза на новогодних праздниках. Гора подарков, дети подошли, разорвали упаковку, раскидали все и пошли… Там ценится количество подарков, а не их содержимое. Даритель может услышать: «Это уже есть. Пойду в магазин поменяю или возьму деньги». Очень неприятно такое слышать.

Потом, у меня сильные семейные связи. Для меня моя семья – это фундамент. Семья Жана – это его семья, а здесь моя – папа, мама, три брата, которых я очень люблю. Его родители зовут нас туда жить. Но я боюсь, что не смогу самореализоваться там.
Поехать во Францию можно в любое время – у меня бессрочная виза. Уже имею право получить гражданство Франции. А муж говорит: «Я привык жить вдалеке от родителей». Когда мы с ним познакомились, он работал в Шотландии. Он программист. Благодаря возможностям Интернета люди его профессии могут жить и зарабатывать на жизнь в любой точке мира.
Жан очень скучает по друзьям, семье, по стране – нет. Мы бываем у его родителей два раза в год как минимум, они к нам приезжают. Мама Жана – художница, папа – инженер на заводе. Милые люди. Живут в деревне, на границе со Швейцарией, недалеко от Женевы. Там престижно жить на природе, на свежем воздухе. Европейцы серьезно относятся к здоровому образу жизни, правильному питанию, экологии. Друзья Жана гостят у нас. Самые близкие – человек десять. Все разбросаны по миру – Япония, Китай, Германия... Очень много молодых людей в поисках работы уезжает из Франции в другие страны. Они говорят, что это следствие экономического кризиса.

– Расскажите о приключениях иностранца в России. Были же, наверное?
– Первый раз Жан приехал в Россию, когда я, закончив учебу, работала в Калуге в европейском проекте ТАСИСС по развитию мясного животноводства, который финансировался Брюсселем. Очень сильно его испугал маленький захолустный городок под Самарой. Мы там навещали моего брата, служившего в воинской части. Жан тогда сказал: «Я здесь жить не смогу».
Потом было очень смешно, когда я, останавливая попутку, голосовала на дороге, а Жан в ужасе кричал: «Что ты делаешь? Куда ты садишься? Ты же не знаешь его…». Но больше всего мужа удивили наши миграционные законы. Мы уже жили в официальном браке, в Стригунах, Жан работал, открыл свое ИП, я сидела дома с маленькой Полиной и новорожденным Эмилем. Должны были подавать документы, чтобы оформить вид на жительство. Но опоздали на две недели. Я неправильно посчитала даты, когда нужно везти бумаги в УФМС. Что тут началось… Жану сказали: уезжайте из России, закрывайте ИП и начинайте собирать все бумаги на разрешение пребывания заново. Мы были в шоке. «Поехали отсюда, – говорит он мне. – Что я, преступник какой-нибудь? Плачу налоги, дом строю, семья моя здесь». А я в слезы: что я буду там делать, во Франции? Мужу пришлось все-таки уехать из страны. Но это еще не вся история.
Чтобы сделать супругу вызов, у жены должен быть доход 14 тысяч рублей – такой закон. А я находилась в декретном отпуске. Тогда моя мама оформила приглашение зятю на себя. Жан приехал. А потом сотрудники «миграционки» устроили проверку: где именно проживает иностранец: у тещи или с женой? Соседей опрашивали... Тот год был очень тяжелый.

– А какие российские законы, наоборот, пришлись по вкусу?
– Ему очень нравится наша свобода... Например, мы строили дом. Купили старенький домик, муж делал пристройку сам, проводил всю электрику. Кстати, он отлично мастерит и мебель. И Жана просто неописуемо радовала возможность построить дом таким, каким хотим: круг­лым, треугольным или еще каким-либо. Во Франции даже лишнее окно нужно согласовывать в специальных конторах, утверждать план его размещения. А за дополнительное окошко там штрафуют, рассказывал он мне.
Муж увлекается авиамоделированием, сам делает модели самолетов, покупает. У нас есть большой огород, где он может их запускать. А на его родине это под запретом, потому что самолетики своим жужжанием беспокоят соседей. Чтобы петуха завести, тоже нужно разрешение. Жан говорит: в России принципы свободы гораздо лучше выражены, чем во Франции.
Муж большой поклонник Путина. Сравнивая его с французскими политиками, утверждает, что они во многом проигрывают российскому президенту. Удивляется, как стремительно разрастается Белгород, пригород и утверждает: во Франции ничего так не развивается.

– Интересно узнать, французский папа чем-либо отличается от российского?
– Я спокойно могу оставить на мужа детей и уехать в командировку на неделю. Он отличный отец. Но звонить, узнавать, что поели, как себя чувствуют, все равно буду.
Обожает детей, они его тоже. Сказки на ночь читает на французском языке… Мы сразу договорились, что со мной Полина, ей пять лет, и Эмиль – ему два с половиной, будут разговаривать на русском, а с папой на его родном.

– А на каком языке вы ругаетесь, когда ссоритесь?
– Если злюсь на мужа – на русском. Но он уже многое понимает… Общаемся, в основном, между собой на французском.

– У вас общий бюджет в семье?
– Да. Я главный бухгалтер по статье расходов.

– Как вы отдыхаете?
– Жану очень нравится наша природа. Любит лыжи, велосипед, играет джаз. Десять лет учился музыке, французы – музыкальный народ. У мужа вся семья – ценители музыки. Отец какое-то время руководил любительским составом джазовых музыкантов. Брат Жана учится в консерватории, работает в женевском оркестре. А дома у нас бас-гитара, барабаны, пианино. Еще мое, я в школьные годы делала большие успехи. Сейчас не до него.