Восприятие мира он делал богаче

Этот снимок Виталия Ануфриевича Собровина был сделан в 1976 году в Спасском-Лутовиново, когда он начал работу над фотоальбомом об Иване Сергеевиче Тургеневе. «Родовое гнездо» Тургеневых только-только восстановили и еще не открыли для посетителей. Я приехал в Орловскую область к Собровину, который на несколько месяцев поселился в подсобных помещениях усадьбы писателя, и нам предстоял дальний поход на Бежин луг.
Уже были отсняты пейзажи окрестностей Спасского, соседнего села Петровское, досконально изучены все тропинки приусадебного парка, липовые аллеи которого образуют латинскую цифру XIX. Это было любимое место наших прогулок. Именно там было сосредоточение духа, мыслей писателя.
Не знаю как, но Собровин добился разрешения ночевать и, естественно, снимать при свечах в главной комнате, где стоял письменный стол Ивана Сергеевича, в огромной, даже по нынешним временам, библиотеке. На то он и Собровин.
Но поход на Бежин луг все никак не складывался. Нужна была лошадь с телегой – для подвозки штативов, фотооборудования, но главное – для антуража. Собровин любил вводить в кадр эти исконные атрибуты русского крестьянина.
Но наконец-то все сложилось, и мы отправились по степной дороге мимо перелес­ков к разливным лугам небольшой речушки Снежить. Эта незабываемая дорога на Бежин луг будет сниться мне до конца жизни.
Мы шли и мечтали встретить на знаменитом лугу потомков тех тургеневских Феди, Ильи, Павлика, Кости, Вани, чьи рассказы слушал в ночном писатель, и, конечно же, воссоздать фотографический образ той незабываемой ночи, проведенной Тургеневым у к­остра.
Пейзаж для границы Тульской и Орловской областей был, скорее всего, обычный – луг завораживал лишь своими просторами. Но то ли из-за особенности природы (все-таки тургеневские места), а скорее всего, из-за душевного подъема, который Виталий Ануфриевич создавать был мастер, – все вокруг казалось фантастическим и необычайно красивым. Конечно же, никаких пастушков мы там не увидели – даже не знаю, гоняли тогда лошадей в ночное или уже нет. Но тихая лунная ночь, чай у костра, потрескивающие поленья, да и лошадь с телегой рядышком – мы словно перенеслись в удивительную тургеневскую эпоху.
Я не раз бывал после той поездки в Спасском, да и Бежин луг стал теперь более доступен – в ту сторону проложили асфальтовую дорогу. Но ничего подобного больше не испытал. И, скорее всего, из-за отсутствия Собровина. Мое восприятие мира он делал значительно богаче. Будь то Саввино-Сторожевский монастырь или монас­тыри Звенигорода, Загорска; Волоколамское шоссе или Севастополь, где лилась кровь защитников Родины; Бородинское поле или Успенское, где он снимал табуны орловских рысаков. И, конечно же, родная Белгородчина – тут уж он изъездил чуть ли не каждое село.
Вспоминаю ночь на Бородинском поле у батареи Раевского. Задолго до рассвета, когда должна была состояться съемка, Виталий Ануфриевич брился у костерка.
– Зачем? – спрашивал я тогда. – Завтра ведь ни людей, никакого общения – только памятники вокруг.
Он посмотрел осуждающе, и я все понял. На встречу с такими памятниками, какие стоят на Бородинском поле, идти небритым он просто не мог! В этом был весь Собровин.
Виталий Ануфриевич ушел из жизни в самый разгар своих творческих планов. Ему грезились просторы аргентинских пампас, так и не достигнутая Камчатка с ее гейзерами, остались в мечтах горы Кавказа – он так восхищался горной фотосерией Вадима Гиппенрейтера!
Сегодня ему бы исполнилось 80. Он ушел – и сразу многое померкло в окружении его друзей…