Главное поле жизни

Каждый год на главный свой праздник – День Победы – Петр Михайлович Шатохин ходит на Соборную площадь. Все труднее и труднее даются ему эти походы, но он живет ожиданием майского дня, когда можно сполна почувствовать радость праздника, увидеть собратьев по оружию, отведать солдатской каши из полевой кухни, столь привычной для старого солдата. Правда, ветеран чувствует разницу между той, фронтовой, и нынешней, наваристой, маслянистой. Но свари сейчас по старому рецепту, молодежь, быть может, и есть бы не стала. Времена-то совсем не те.
Вкушая солдатскую кашу, Петр Михайлович каждый раз вспоминает свой поход в Мариуполь, куда его, мальчонкой, отправили пережить голод тридцать третьего. Собирал уголь на железнодорожных путях и менял на еду, выгружал рыбу в порту, добывая себе на пропитание. Так что и та фронтовая каша казалась после пережитого слаще меда.

Как уж получилось, что простого сельского паренька после седьмого класса отправили на учебу в Москву, Петр Михайлович сам до сих пор не понял. Видно, была острая необходимость в грамотных строителях. Но вот как пошел из техникума добровольцем на войну, тут и понимать нечего. Иначе поступить просто не мог. В Челябинске в танковой школе выучился на механика-водителя «тридцатьчетверки». Танки сами же помогали собирать, работая с утра до полуночи на заводе, потом сразу их обкатывали, набираясь опыта вождения. А по окончании школы прямиком под Москву на Волоколамское шоссе.
– Зима в тот год стояла снежная, сугробы под два метра, – говорит ветеран. – Даже для танков это было трудной преградой. В том числе и немецких. Бомбили нас постоянно, но и мы вражеским колоннам проходу не давали.
Во время одной из бомбежек танк Шатохина был подбит, а самого механика-водителя отправили с ранением в госпиталь. Но главное было сделано, Мос­кву отстояли.
А потом был Сталинград. По сути мальчишка, которому и девятнадцати не было, с закопченным от гари лицом, дергал рычаги управления, высматривая в бою командира взвода. Приказ «Делай как я!» был практически единственным средством связи у танкистов.
Такова уж фронтовая статистика, но танкистов осталось после войны немного. Слишком велик был риск погибнуть или получить ранение в сражении. Так случилось с Шатохиным под Сталинградом. Атаковали полевой аэродром. Пылали цистерны с горючим, взрывались боеприпасы, а танкисты все «долбили» ненавистный плацдарм, откуда шли воздушные атаки. В результате ответного огня танк Шатохина запылал, механик-водитель еле успел выбраться. Полный сапог крови и страшная боль в ноге. Больше ничего не помнит. Он лежал в черном комбинезоне на черной от танковых гусениц колее, быть может, потому и остался жив, незамеченный врагом. Очнулся от холодного тычка в лицо. Санитарная собака, обнаружив его, взяла в рот подвешенную палочку и скрылась. Стало до того тоскливо: только что хоть какая-то живая душа была рядом, а теперь снова один, истекающий кровью. Но вскоре подползли санитары вместе с той же собакой, и только тогда боец понял смысл ее поведения.
Человеческая память так устроена, что остается в ней накрепко самое лучшее. В госпитале Шатохин почему-то часто вспоминал необычную операцию. Немцы в селе Евсеево организовали колбасный завод. Резали реквизированный скот и наслаждались вкусной колбас­кой. Марш-бросок с десантниками на борту положил конец этой идиллии. В общем, и завод отбили, и колбасу в часть привезли. То-то был праздник у сослуживцев среди боевых будней!
Не каждому солдату выпало воевать у родного села. Верхопенье стало занозой на пути немецких танков к Обояни в Курском сражении. Как же хотел перед боем Петр побывать в родном селе, повидать родных! Но отпустить его, конечно же, командир не мог. Кто знает, когда противник начнет атаку?
Прохоровка на особом счету в воспоминаниях старого танкиста. Что можно увидеть из смотровой щели танка, да еще в постоянных разрывах и дыму сражения? Невыносимый жар и духота, порой экипаж даже сбрасывал комбинезоны. К тому времени немецкие панцир-дивизии были уже укомплектованы танками Т-YI. «Тигры» могли поражать «тридцатьчетверки» с расстояния полтора–два километра. Нашим же танкам нужно было подойти на расстояние примерно в два–три раза меньшее. И подходили, врываясь в построения противника со всех сторон, буквально наползая на немецкие громадины. Недаром по числу таранов Прохоровское сражение не сравнить ни с каким другим.
Целых машин после боя в танковой роте, где служил Шатохин, не осталось. Горел и его танк, из которого механик выбрался через нижний люк. Разорвавшиеся боеприпасы засыпали солдата землей. Откопала его медсестра, фамилию которой Петр Михайлович будет помнить всю жизнь: Хворостяная.
Три дня приходил в себя танкист после контузии, а потом командир все же дал ему возможность побывать в родном селе. Но на его месте солдат увидел лишь остовы обгоревших печей. Правда, вскоре узнал, что родные успели эвакуироваться в соседнюю Калиновку.
Получив новый танк в составе нового экипажа, Шатохин освобождал Белгород, Томаровку, Борисовку, Грайворон. Здесь опять произошел забавный эпизод. Разведка доложила, что немцы гонят в Германию целое стадо коров. В роте почти все ребята из села, знают цену корове-кормилице. Отбили животных уже далеко за Грайвороном.
К победе путь танкиста шел через Украину, Венгрию, Чехо­словакию. Все уже праздновали этот долгожданный день, а танкисты, погрузившись в эшелоны, держали путь на восток в северный Китай на разгром Квантунской армии.
Ехали в переполненных эшелонах, радуясь, что остались в живых. Но для некоторых эта радость была преждевременной. На станции Супенай японцы пустили навстречу эшелону паровоз с камикадзе. Удар был настолько силен, что Шатохина отбросило на десяток метров, едва не покалечив. А вот нескольким солдатам не повезло. Хоронили их тут же на чужой земле.
Что же было для танкиста самым тяжелым на войне? По рассказам Петра Михайловича, здесь были и ремонт разбитых снарядом гусениц танка под обстрелом, в холод. И тоска по дому. Но страшнее всего была потеря друга. Вот он рядом с тобой заряжает орудие, и вдруг его нет. С этим сознание никак не могло смириться.
Домой в Верхопенье Петр Михайлович вернулся не скоро, через год после окончания войны. Два ордена Красной Звезды, два Отечественной вой­ны, медали «За отвагу», «За боевые заслуги», «За взятие Будапешта», «За освобождение Праги», за победу над Германией и Японией.
Кто из селян еще мог похвалиться таким боевым иконостасом? Но, как ни странно, фронтовики первые послевоенные годы почти не носили боевых наград. Стеснялись, что ли. Тогда это не имело столь воспитательного момента для молодых – те уже были воспитаны войной.
Долгие годы Петр Михайлович учительствовал в родном селе, построил там дом, вырастил огромный сад, до сих пор являющийся украшением Верхопенья, воспитал трех дочерей, дождался четверых внуков. В свое время он возил их на Прохоровское поле к местам былых сражений, к подножию танка Т-34, стоящего на постаменте. Чтобы помнили, что здесь, на Прохоровском поле, он отвоевал их право на будущее.