Церковь моего детства

«Богомольцы идут!»

Давно хотелось мне написать что-нибудь о лебедянской церкви. Простояла она, бедная, последние три десятка лет на борту Лебединского карьера в окружении построек и железобетонных конструкций, стиснутая всевозможными путепроводами и переходами, не почитаемая людьми, для которых и была возведена когда-то на этой земле. Будто незаживающие стигматы, бросались в глаза прохожему и намертво приставшие к стенам нашлепки цементного раствора поздних времен, и рваные выщербы от пуль и снарядов прошедшего здесь в 1941 году крупного сражения, и разные другие отметины неумолимого и разрушительного времени.
Справка. Как свидетельствуют архивные документы, первая церковь в Лебедях была деревянной, однопрестольной – во имя Николая Чудотворца, выстроена в конце 30-х годов XVIII века. А 100 лет спустя на месте деревянной церкви стояла уже кирпичная – во имя иконы Пресвятой Богородицы «Всех скорбящих Радость», о ней мы и ведем сегодня речь. Она была построена в 1839 году, имела два престола, первый, главный, во имя иконы Божьей Матери «Всех скорбящих Радость», второй – во имя благоверного князя Александра Невского.
Конечно, знала эта церковь и лучшие времена, чем те, с которых я начал свой рассказ. Привольно было стоять ей на юру, на открытом возвышенном месте, и радостный колокольный звон ее разносился далеко окрест. Плыл он над соломенными крышами хат соседних деревень с их огородами и пашнями, над широким лугом и бегущей по нему речкой Осколец, и стекались к церкви многочисленные ее прихожане из ближних деревень Стретенка, Лукьяновка, Крамская и, конечно же, Лебедей с Хутором, Моздовкой, Селом, Прулеповой.
Но вот настали в ХХ веке для храмов на Руси тяжелые времена. Лебедянская церковь держалась долго, вплоть до 50-х, хотя и закрывалась на короткое время. Еще даже в моей памяти всплывают, словно в тумане, отдельные картины раннего детства. Вот моя бабушка ведет нас, своих внуков, на Пасху в церковь. Идя по деревне мимо группы играющих на улице сверстников, мы стараемся спрятаться за бабушку, но те, завидев нас, кричат: «Богомольцы идут!». Нам стыдно. А вот я уже постарше, учусь в школе в третьем или четвертом классе, иду с товарищами святить куличи. На пути – хата нашей учительницы. Сломя голову проскакиваем этот участок в надежде, что она не успеет нас рассмотреть, если выглянет в этот момент в окно. Но после праздников – в школе на первом же уроке – обязательный «разбор полетов»: кто ходил на Пасху в церковь? Кого-то видела учительница, кого-то выдают свои же товарищи из тех, кто «не опозорил пионерский галстук» (то есть, не ходил в церковь). «Провинившихся» поднимают, им стыдно.
Справка. В самом начале 50-х годов прошлого века лебедянская церковь во имя иконы Божьей Матери «Всех скорбящих Радость» перестала существовать. Сначала из нее сделали склад для хранения зерна, затем, когда началось строительство Лебединского рудника, туда складывали все, что попадалось под руку, но не подлежало расхищению (металл, стройматериалы и прочее). Последние годы была всеми оставлена. Стояла, глядя на мир, словно пустыми глазницами, – пустыми проемами дверей и окон. Окончательно была разрушена и снесена в 1982 году (при очередном расширении Лебединского карьера).

«…И пошли утешение сердцу!»

Церковь моего детства! Какие воспоминания у меня о ней, действующей? Собственно говоря, никаких, кроме приведенных выше. Откуда же во мне это чувство – сопричастности чему-то далекому и давнему, происходившему даже не со мной, и чему трудно подобрать теперь название? Я знаю, это у меня от мамы. Когда церковь закрыли, и мама стала молиться только дома, я заметил, что она всегда читает одну и ту же молитву. Многое в ней было мне непонятно, хотя горячие просительные слова мамы, обращенные к иконе, бередили мое детское сердце: «…и приклони ухо Твое, услыши моление наше и избави нас от обстоящих бед и скорбей». Свесив головы с печки, чтобы лучше слышать и видеть, как мама молится, мы с сестрой часто так и засыпали, но и засыпая, я еще какое-то время невольно улавливал: «…се зриши беду нашу и скорбь: яви нам милость Твою, пошли утешение…». Повторяющиеся в молитве непонятные мне слова «скорбь», «скорбящая» ассоциировались по звучанию у меня почему-то с маминой ажурной скатертью, которую она вывязала из простых белых ниток. Ею она всегда накрывала стол «на скорбящую», то есть на главный в Лебедях престольный праздник.
Лишь гораздо позже я узнал, что это была молитва, читаемая у той самой иконы Пресвятой Богородицы, во имя которой и называлась наша церковь: «Всех скорбящих Радость». И именно тогда я более полно осознал, почему так любила мама эту молитву, – в ней Богородица именовалась еще и Заступницей, а в чем больше нуждались и о чем больше тосковали вдовы в то послевоенное время, как не о заступничестве! Постоянно слышал, будучи невольным свидетелем их разговоров: некому заступиться! Шла ли обида от учетчика, что неправильно начисляет трудо­дни, от бригадира, что посылает на непосильные работы, от председателя, что не дал лошади привезти соломы, а то отказал и в самой соломе, всегда слышалось горькое: некому заступиться! Помню, как-то застал колхозный объездчик моих гусей в колхозной ржи и забрал их, запер в пустом амбаре. Я плакал от обиды и своего бессилия что-либо сделать, одновременно представляя, как был бы наказан объездчик, если бы мой папа вернулся с войны. И не было мне утешения. А вот у мамы в таких случаях – было. «…Яви нам милость Твою, пошли утешение…».

«Нам без храмов никак нельзя!»

Эту фразу в первый раз я услышал и запомнил в те же далекие 50-е годы при следующих обстоятельствах. Я уже учился тогда в Старооскольском геолого-разведочном техникуме и после первой месячной практики ехал из Кривого Рога домой. Сойдя в Лукьяновке с поезда, пройдя луг и речку Осколец, поднялся на возвышенное место, где стояла уже закрытая церковь и откуда начинались мои Лебеди. Глазам представилась довольно грустная картина. Деревня отодвинулась почти на километр, а возле оставленной, одинокой церкви, где было деревенское кладбище, виделись лишь сплошь разрытые могилки. Шло переселение не только живых, но и мертвых. Мои дедушка с бабушкой тоже были здесь когда-то похоронены, и теперь их останки выкопал мой дядя и перевез на йотовское кладбище. А неподалеку уже урчали экскаваторы, ползали, словно огромные жуки, бульдозеры, гудели, снуя туда-сюда, машины.
Осторожно проходя между раскопанными и обсыпающимися могилами, я увидел в нескольких шагах от себя старика, он сидел на сваренном из металлических труб и кем-то уже брошенном, лежащем на земляном холмике кресте. Спросил, увидев меня:
– А ты чей же будешь?
Я назвался.
– Эвона! – обрадовался старик. – Твой дедушка, значит, Иван Ильич был? Знаю, как же, он в этой церкви старостой служил. Очень был добрый, царство ему небесное! А я вот проведать пришел, – кивнул старик в сторону церкви. – Вся моя жизнь на ее глазах прошла, думал, зароют здесь у нее, матушки, под боком, а пришлось деда твоего помогать выкапывать. Чудны дела Твои, Господи!
Старик помолчал, о чем-то думая, и заговорил снова:
– Но я тебе, милок, вот что скажу. Храм заместо этого будет когда-то. Потому что нам без храмов никак нельзя, вот что! И в Писании не зря говорится, что на все имеется свое время – и разрушать, и камни разбрасывать, а потом все это, значит, собирать. А без храмов нам – нельзя, запомни это!
Будучи в том возрасте, когда часто легко игнорируются и более очевидные истины, чем пророчество неизвестного мне Писания, я не очень, может, задержал бы свое внимание на словах старика, если бы не еще одна в тот день встреча. Придя домой, я застал там незнакомого мужчину лет сорока, по виду – начальника, хотя держался он просто. Он убеждал маму поторопиться с выселением из дома, который «мешал карьеру». Мама объясняла задержку тем, что она одна, дети учатся, и некому помочь. Помощь была обещана. Провожая гостя, мама робко поинтересовалась:
– А что же с храмом-то? С нашей церковью? Нельзя ли будет новую построить?
– Построим, – уверенно сказал мужчина. – Без храмов нам никак нельзя, – он быстро вышел.
Эта короткая фраза о храме, услышанная мною в течение какого-то часа от разных людей, не могла не привлечь внимания даже того, 15-летнего, мальчишки. И я подумал, что незнакомый мужчина мог услышать ее, как и я сегодня, от того же старика, и теперь она «кочует» из хаты в хату вместе с моим незнакомцем. Потому что кто же из жителей Лебедей не задавал тогда ему вопрос о судьбе их церкви! Но кто был тот незнакомец, я узнал совсем случайно лишь много лет спустя.
Голос за спиной…
Приближался юбилей старейшего в нашем городе и области почетного ветерана КМА Н. М. Шумейко. Газета «Новое время» попросила меня о нем написать. И вот я сижу у него в квартире, в обществе его самого и его супруги Тамары Николаевны, прекрасного человека и хлебосольной хозяйки. Николай Михайлович держится для своего возраста неплохо, но уже трудно встает на ноги. В разговоре участвует в основном хозяйка, а он больше поддакивает. По окончании беседы я встаю, и Николай Михайлович тянется за своей палкой, чтобы встать тоже.
– Сиди уж, – говорит Тамара Николаевна ласково и идет меня провожать. Выйдя за калитку, она движением руки обводит открытое перед нами пространство, говоря, что скоро здесь ее сыновья построят новую церковь взамен бывшей здесь когда-то – во имя апостола Иакова, брата Господня.
Я откровенно радуюсь, поскольку сам три года назад принимал активное участие в открытии здесь прихода в должности (по совместительству) церковного старосты. Богослужения после этого проходили пока что в приспособленной для этой цели старой школе, что стояла в старом парке. И вдруг слышу за спиной голос: «Нам без храмов никак нельзя!». Это Николай Михайлович не утерпел, вышел к нам. Будто молния, меня пронзает догадка.
– Николай Михайлович, – спрашиваю его, – вы в 50-х годах, когда стали начальником строящегося Лебединского рудника, не ходили по хатам Лебедей, уговаривая их жителей побыстрее переселяться?
– Ну как же, ходил, – слышу не сразу в ответ. – Еще как ходил! Ведь поначалу это было главной нашей задачей – безболезненно и вовремя переселить людей. Церковь свою вот только было им жалко, бедную, бросать... А ведь она уже не действовала!
«…И возвращается всё на круги своя»
7 июля 2011 года над микрорайоном Лебеди, ведущим свою, пока еще не длинную, родословную от моей деревни, но расположенном уже по другую сторону речки Осколец, поплыл колокольный звон... Состоялось освящение надкупольных крестов и колоколов строящегося храма во имя иконы Божьей Матери «Всех скорбящих Радость».
В освященные колокола вместе тогда ударили глава местной территориальной администрации А. А. Кретов и благочинный Губкинского округа протоиерей Евгений Сапсай, открыв тем самым новую страницу в истории Губкина.
Городская газета писала тогда: «Приступая к освящению, благочинный Губкинского округа протоиерей Евгений Сапсай сказал, что в Губкине удивительным образом сочетаются чаяния его жителей и городских властей». Сам же храм был освящен архиепископом Белгородским и Старооскольским Иоанном 3 сентября 2011 года. Жаль, мама моя не дожила.