«Правда, мы будем всегда?»

Прошло сорок дней, как не стало Наташи – Натальи Васильевны Кутковой…
…Вот уже и табличку на двери кабинета сменили, и на ней нет твоей фамилии. Неужели это правда – то, что ты больше никогда не придешь?
«Смерть выбирает самых лучших и дергает по одному», – сказал поэт. Наташа – лучшая. Но не смерть ее выбрала. Должно быть, она стала необходимой Тому, в Кого верила безусловно, всей душой. И сразу же – горестные вопросы: а как же мы? почему нас лишили ее тепла, участия, ее милосердия?
Знаем, что первой же не одобрила бы такого роптания сама Наташа – наша непокорная смиренница, свято верившая, что все во власти Господа.
Хрупкая, тихая Наташа была воплощением женственности – и такая сила духа, стойкость перед неотвратимостью беды. Достойно жить и достойно уйти дано не каждому.
А нам остается память. Светлая, благодарная память о славном человеке – из тех, которые наш мир «своим сопутствием для нас животворили».

ОДНАЖДЫ мы с подругой повели детей в кукольный театр на спектакль «Золушка». И когда на сцене появилась маленькая кукла с золотыми волосами, моя дочь спрыгнула со стула и радостно закричала: «Мама, смотри – Наташа!». У куклы были косы, которых не было у Наташи. Но с зоркостью детского сердца не поспоришь…
Это были 90-е. Детские сапоги мы с Наташей покупали в складчину: один сапог я, другой она. Помощью своей она никогда нас не оставляла.
Помню наш первый крестный ход в Курскую Коренную, дочери было лет 10. Людская река растянулась на несколько километров, а дочь исчезла в толпе. «Как же мы ее найдем? Пресвятая Богородица!». Сама находилась и снова терялась в потоке. На фотографии с этого крестного хода она льнет к Наташиному плечу. Этот снимок среди прочих в фоторамке, над которой тикают сделанные Наташей часы с надписью: «Правда, мы будем всегда?».
…Когда Наташа сказала о диагнозе, первая мысль была: плод созрел. С болезнью мы прожили два Великих поста. «А Пасха будет. Встретим!» – написала Наташа на мой всхлип: «Дотянем до Пасхи?». Все верующие желали для Наташи перехода в светлые пасхальные дни.
Совсем разбитая бо-лезнью, первым делом она спрашивала: «Как ты?». А как я? По сравнению с тобой хорошо. По сравнению с тобой плохо.
Она не жаловалась, до последнего соблюла слова Христа: «Претерпевый же до конца, тот спасется».
И как-то ей удалось прожить со всеми в мире, ладу и согласии – тоже по заповеди Христовой любить ближнего. А кто мой ближний? Да «первый чужой, который скажет: «Пить!».
Все это так просто, что невыполнимо.
Не прощаюсь с тобой, моя маленькая мученица. Подвижница. Несвятая святая Наташа…

Лена МИНЬКИНА.

ПРОШЛО 40 дней со дня ухода Натальи Кутковой. Наташа тяжело болела, страдала. Но как она хотела работать, творить, как хотела жить, радоваться и служить людям... Осиротела «Белгородка», осиротели все мы, кто знал этого светлого человека.
Я познакомилась с журналистом Натальей Козловой (ее девичья фамилия) почти тридцать лет назад, в 1986 году, подготовив материал для публикации в газете «Белгородская правда». Наше общение не ограничилось служебными отношениями. Мы стали подругами. Иначе и быть не могло. К Наташе тянулись все. Ярчайший талант, прекрасные академические знания основ журналистики, честность, порядочность, красота внутренняя и внешняя тянули к себе магнитом. А как она умела слушать! А как анализировать! А советовать принимать решение, когда руки опускаются! Она любила людей независимо от их статуса и всегда была готова прибежать на помощь, чего бы это ей ни стоило. Видеть в человеке лучшее, доброе – еще один дар журналистки. Ей, как на исповеди, не стыдно было распахнуть свою душу и выдать все как есть, даже не очень позитивное. И она лечила, исцеляла, находила такие слова, от которых расправлялась душа и вырастали крылья!
Не уберегли мы Наташу, не сумели… Как бриллиант в ладонях, буду хранить и помнить сердцем нашу такую бесценную для меня дружбу с ней.
Прости, Наташа! И прощай…

Лариса ВАРГАНОВА.

МАЛОВЕРЫ мы. И я прежде всех. Потому что исповедую и проповедую православную веру в Бога и главное – Богу. А сама... Знаю же, что без Его благой воли и волос с головы не упадет, а тем более жизнь человеческая. Но как увидела в любимой «Белгородке» портрет Наташи в черной рамке, так разом оборвалось все, остался безмолвный крик: «Нет! Не может быть! Так нельзя!» И до сих пор, когда пою в храме на панихидах и слышу, как мой батюшка поминает новопреставленную Наталию, внутри меня бушует протест.
Наташа... Не были мы с ней ни подругами, ни даже приятельницами, но было между нами единомыслие, доверие и соработничество.
...Она обратилась ко мне много лет назад, как только возглавила в «Белгородке» выпуск тематической страницы «Религия и мы». Написала письмо с просьбой не просто сотрудничать, но и помочь ей, недавно вступившей на стезю православия, глубже проникнуть в этот неиссякаемый источник веры, где все мы навсегда ученики. Тогда еще не было Интернета, и письма наши были обоюдно длинными, содержательными и интересными. Со временем забот становилось больше, писали друг другу реже, а Интернет и вовсе свел наше общение почти к телеграфному стилю. Но так же плыли бок о бок, в одном направлении все эти годы. Стезя у каждого своя, а пристань общая. Наташа причалила первой. И я жалею не о ней – о нас, знавших ее, о тысячах читателей, которые уже не прочитают ее новых публикаций. А еще жалею о том, что не знала о ее болезни, не молилась о ней, пока она была еще здесь.
Мы общались в немногих письмах по Интернету, изредка по телефону, еще реже – при личных встречах. Последний раз она обратилась ко мне в преддверии последнего Рождества, просила прислать что-нибудь для праздничной полосы. А я находилась с сыном в больнице на очень сложной операции в далекой Перми. Узнав об этом, Наташа извинялась, желала скорейшего выздоровления и возвращения домой. И ни словом, ни намеком не обмолвилась о собственном недуге. А когда мы с сыном вернулись домой и я написала ей о замечательном кардиохирургическом центре в Перми, она вместе со мной порадовалась: «Обязательно напишите об этом, читатели должны знать, что есть больницы, где так здорово помогают людям». Ей самой уже нельзя было помочь...
Но когда я пою «Со святыми упокой», мне верится, что она уже там, в селениях праведных, идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхания. И я мысленно прошу: «Помолись там о нас, Наташа».

Марина ЗАХАРЧУК.

ВСЕ ЕЩЕ ловлю себя на том, что, проходя мимо кабинета, в котором работала Наташа, непроизвольно хочу приоткрыть дверь, как раньше бывало, и поздороваться с хорошим человеком.
В памяти будут две Наташи: одна – юная выпускница МГУ, которая сразу же, придя в редакцию, заявила о себе как о профессионале. Как забыть ее рецензии на театральные премьеры, о которых спустя годы все еще вспоминают как артисты, так и завсегдатаи театра?!
Другая – человек глубокой веры, не показной, а основанной на добре и глубоком знании ее основ.
Безусловно, она великолепно владела словом. Большие газетные материалы не часто воспринимаются читателем с одобрением, но не Наташины. У нее каждая строчка была написана с душой.
Но этого ей казалось мало. Доверить оформление своего материала другому, а значит потерять в искренности она не хотела. И фотография медленно, но верно стала ее незаменимым помощником. Не раз видел, как она, сомневаясь, искала среди множества вариантов тот единственный снимок, который раскрывал суть ее материала.
Мало знаю тех, кто так душевно, как Наташа, любил свою малую родину – Карелию. Каждый отпуск она ездила в родные края и приезжала оттуда с какой-то тайной, никому не понятной тихой радостью, едва заметной, словно у Моны Лизы, улыбкой. Будто прикоснулась к чему-то чистому и светлому.
Не я один, многие мои коллеги по редакции испытали чувство сродни гордости за своего товарища, когда на похоронах слушали слова прощания.
Ни разу не слышал, чтобы так искренне горевал по своему прихожанину священник, да и от свекрови не часто услышишь по-настоящему безутешные слова в адрес невестки.
Так бывает – ушел хороший человек и стало очень грустно.
Утешает лишь одно – она ушла с чистой душой.

Юрий КОРЕНЬКО.

ДЛЯ МЕНЯ Наташа родной и любимый человек. Она умела слушать и так сказать, что было понятно: в жизни все хорошо.
Впервые я увидела ее, когда пришла становиться на учет в комсомольскую организацию «Белгородской правды». Открылась дверь, и из залитого солнцем кабинета, охваченная этим сиянием, вышла миниатюрная, улыбающаяся девушка в свитерке с горлышком и серой юбочке. Почему-то такой ее и помню – как облачко или одуванчик. От нее исходила теплота и сердечность. Этого теперь не хватает…
Светлая память тебе, Наташенька, замечательный наш человечек!

Светлана КОРСАК.

ОНА БЫЛА творческой натурой во всем, чего бы ни касалась. И стремилась довести до совершенства любое дело, была ли это газетная статья, фотография, кулинария, домашнее рукоделие. Журналистские материалы ей давались просто и свободно. Интеллектуалка, умница, талант, что тут скажешь.
Но сама себя судила строго. Рассказывала, как однажды, много лет назад, когда начинала работать, редактор спросил ее, как она пишет. «Да как-то легко получается», – сказала Наташа. Человек старой газетной закалки был уверен, что хороший журналист обязательно должен выстрадать текст, пережить муки творчества… Мне кажется, она переживала, что работала, как сказал Окуджава:
«Каждый пишет,
как он слышит,
Каждый слышит,
как он дышит.
Как он дышит, так и пишет,
Не стараясь угодить.
Так природа захотела.
Почему – не наше дело,
Для чего –
не нам судить»…
Увлеклась фотографией и могла часами дома обрабатывать свои снимки к статье. Любила учиться новому и экспериментировать. Как-то подарила эксклюзивное мыло в форме пирожного – корзиночки с белой «шапкой» безе. Сходство было стопроцентным. Самостоятельно сварила из мыльной стружки, эфирных масел и красителей. Записалась на мастер-класс декупажа. Потом презентовала нам свои работы, на которые ухлопала выходные. И не жалко же ей было раздавать эту красоту…
Дома она любила кулинарничать, ей нравилось пробовать, готовить новые блюда. Когда мы шли к ней в гости, всегда знали, что Наташа накормит чем-то особенным.

Анна ЗОЛОТАРЕВА.

КОГДА Наташа пришла в «Белгородскую правду», я уже работала здесь. Мы не могли стать подругами – у меня был свой, сложившийся круг общения, да и в силу разницы в возрасте. Она не была заводной, душой компании, наоборот – всегда негромкая, выдержанная, как раз чего не хватает мне и сейчас.
Как корректор я всегда ценила в ней грамотность, знание русского языка – часто даже очень талантливые журналисты «хромают» на эту ногу. Зная мою любовь к театру, она не раз давала мне задания написать «мнение зрителя» об увиденных спектаклях, особенно комедиях, которые сама почему-то не любила.
Кажется, мы совсем разные. Наташа – человек воцерковленный, я, выросшая «в атеизме», была крещена формально, по необходимости. Но она для меня, пожалуй, единственный среди моих знакомых человек, который жил по заповедям. Я верила, что она верит по-настоящему.

Валентина АМЕЛИНА.

НАША Наташа… Для каждого из нас она своя.
Одиннадцать лет назад мой старший сын с женой и двумя маленькими детьми уехал работать и жить в Германию. Очень тяжело я переживала расставание с ними. Наташа написала об этом непростом для меня времени.
Прошло столько лет, а в памяти моей осталась бесконечная благодарность ей за участие, за нежное отношение к моей проблеме, за прекрасный материал, который она написала и тем самым помогла справиться с трудностями.
Спасибо тебе, Наташа!

Лариса ДЕЕВА.