«Поле любви» Василия Бочкарева

Главной «звездой» спектакля «Правда – хорошо, а счастье лучше», привезенного Малым театром на Щепкинский фестиваль, по мнению многих зрителей, стал исполнитель роли Силы Ерофеича Грознова народный артист России Василий Иванович Бочкарев. Его искрометная игра была полна юмора, очарования, хорошего актерского куража. Впрочем, Василий Иванович играл на сцене и в кино роли самого разного плана – от комедийных до серьезных и даже трагических: Бальзаминов и Фома Гордеев, Протасов и Прибытков, Ипполит и … Кинозрители помнят его работы в телесериалах «Иоанн Грозный», «Галина», «Спас под березами», «Заколдованный участок», «Следствие ведут знатоки». А одна из ролей навсегда связала Бочкарева с Белгородом. С этого и начался наш разговор с артистом.
– Василий Иванович, я помню, как летом 1985 года мой заведующий отделом и еще несколько сотрудников редакции сорвались с работы сниматься в массовке фильма «Полевая гвардия Мозжухина». Съемки его шли под Белгородом и на заводе «Энергомаш»...
– Да, помню, фильм режиссера Валерия Лонского про бригадный подряд, тогда это было модно... Я играл в нем бригадира. Кстати, «массовка» была просто замечательна. Очень теплые отношения сложились с белгородцами, и на съемочной площадке все было дружелюбно, мирно и творчески.
– Фильм был создан «по заказу Гостелерадио». Как вы считаете, а сегодня нужен государственный заказ на создание тех или иных произведений искусства?
– Думаю, что все-таки нужен. Но заказы должны субсидировать не какие-то проекты на потребу, а серьезное, некассовое кино, которое несет вечные истины добра, справедливости, любви, которое наполнено созидательными идеями. Вот мы привезли к вам на фестиваль спектакль С. Женовача «Правда – хорошо, а счастье лучше». Здесь и встреча с Александром Николаевичем Островским, и то, чем заботится человек во взаимоотношениях со своей душой, совестью, жизнью. Малый театр всегда стремится поднимать «вечные» вопросы, возвращающие сердце человека «домой». Вести зрителя в область благородства, чистоты и света.
– Вам никогда не приходилось отказываться от ролей по принципиальным соображениям?
– Если я увижу активную пропаганду пошлости и художественно завуалированный призыв к греху – да, откажусь. Но, честно говоря, мне и не предлагали таких ролей. Взаимоотношения с персонажем всегда предполагают мою собственную позицию, и позиция внутреннего несогласия с героем укрупняет и улучшает мою человеческую сущность. Это неприятие – тоже «поле» для актерства, в котором можно создать что-то интересное.
– Святой Иоанн Кронштадтский очень сурово относился к театру, считая, что нечто от сыгранных ролей «прилипает» к актеру, влияя на его личность, искажая и заслоняя первозданный образ Божий.
– Толика истины в этом есть, если рассматривать полное погружение в суть роли. К счастью, в театре всегда есть доля представления. Мы, актеры, все-таки должны быть выше персонажа, хотя в каких-то местах он может выйти вперед, и тут случается взаимный «перелив». Я как-то разговорился с одним монахом, так он в ужас пришел, что я артист. Долго говорили, и под конец разговора он смягчился. Каждому человеку дается определенный дар Божий, и мы, проверив свое сердце, должны искать в жизни свое предназначение, то «поле», которое должны возделывать. И, прожив жизнь, я все больше убеждаюсь, что ничем другим не мог бы заниматься. Мое сердце – на месте.
– Василий Иванович, а как вы пришли в театр?
– Мое актерство началось... с плохого поведения, плохой учебы. Мне грозила очередная «двойка» и оставление на второй год. Надо было как-то исправляться. Чтобы перейти из класса в класс, пришлось пойти в драмкружок. Я предложил сделать вечер, посвященный Чарлзу Дарвину. Мне приклеили бороду Деда Мороза, я сыграл в инсценировке главную роль, и растроганная учительница сказала: «Вылитый Дарвин!». Так все и началось. Судьба! Если бы я не остался на второй год, то не встретил бы Валентина Ивановича Захода, который создал детскую театральную студию, в которую вошли Сережа Шакуров, Валя Смирницкий. Валентин Иванович за руку меня привел в Щепкинское училище... Не останься я на второй год, может, отец бы меня привел в строительный институт, в котором преподавал. И жизнь сложилась бы по-другому.
– Кого вы называете своими учителями в актерской профессии?
– Виктора Ивановича Коршунова, Юрия Мефодьевича Соломина, я учился у него в Щепкинском. Соломин, Павла Захаровна Богатыренко, Наталья Васильевна Шаронова – они все тогда были молодые педагоги, молодые и, так сказать, агрессивно-творческие. Юрий Мефодьевич учился у Веры Николаевны Пашенной, как режиссер и актер он несет в себе все то, чему она его учила. А ее саму учил знаменитый театральный педагог Александр Павлович Ленский, предвозвестник Станиславского. Станиславский вообще учился в основном у Малого театра...
– Что вам еще интересно в жизни, кроме театра?
– Могу сказать, мое хобби – театр. Мне очень нравится исследовать человеческий характер, отношения людей. Я профессионально смотрю на человека, «считываю» его и учу этому своих студентов: смотреть, наблюдать, высматривать сюжет – актерская профессия в том и состоит, чтобы ловить сюжет и разбирать его. Я люблю фотографировать лица, но это тоже относится к профессии. Люблю смотреть старые фильмы – французские, американские, со Спенсером Трейси, Жаном Габеном, Хамфри Богартом. Рассмотреть их человеческую сущность в том времени, в котором они находятся, для меня очень важно. В этих интерьерных и натурных съемках – тот миг, в котором они живут, а это для меня самое интересное. Вот мы идем с вами – и этот миг сейчас самый интересный, это встреча с Вечностью. И так же театр. Сегодняшняя встреча, диалог между зрительным залом и спектаклем никогда и нигде не повторится.
Девять лет мы играем «Правда – хорошо, а счастье лучше». Но я всегда проверяю ощущения – знаю ли я, что будет сейчас на сцене, или нет? Импровизационное существование есть на сцене через девять лет? Вот этот момент живого театра присутствует? Если да – значит, и спектакль имеет право на жизнь. «Правда…» Сергеем Васильевичем сделана так, что есть большие зоны для импровизации, спектакль очень точно выстроен по времени. Как он говорил: «Я сначала собираю мертвое тело. Рука там, рука там, голова на месте... А потом я впрыскиваю в него живую воду, чтобы тело ожило». Если вдохнуть в спектакль понятие команды, художественного «заговора», работать не каждый сам на себя, а на общее дело, тогда он будет долго жить. Женя Глушенко, Мила Полякова, Витя Низовой, Жевакина, Подгородинский... все находятся в общении команды и потому спектакль изнутри живой и очень сыгранный.
– А есть еще в репертуаре Малого спектакли-«долгожители»?
– «Царь Борис» идет в Малом с 1993 года, «Последняя жертва» – с 2004-го. Был спектакль «Царь Федор Иоаннович», который 30 лет шел! Борис Иванович Равенских его поставил. Причем Виктор Иванович Коршунов играл Бориса Годунова без единой замены... Но бывает наоборот – только что выпущенный спектакль уже представляет собой некоторую архаику.
– Вы как-то готовите себя к выходу на сцену, настраиваете себя? Или все уже привычно?
– ...Актер и педагог Михаил Чехов говорил: «Как я настраиваюсь на спектакль? Я смотрю в щелку и вижу из-за кулис зрительный зал – и я его люблю. И с этим выхожу на сцену, и это позволяет мне энергетически разговаривать с ним на равных, привлекая к осмыслению той или иной проблемы». Но все это находится на «поле» любви – только так!