О чём напомнил танк из-под земли

В Новом Осколе, создавая приречный физкультурно-оздоровительный парк, строители обнаружили на почти трехметровой глубине средний немецкий танк «T-IV». Узнав об этом, поучаствовать в раскопках прибыли сотрудники военно-исторического музея «Прохоровское поле». Районная газета «Вперед» о факте, привлекшем едва не всеобщий интерес, опубликовала информацию под названием «Неожиданная находка». Такие крупные трофеи войны нынче уже действительно редкость.
Мы же, послевоенные новооскольские пацаны, среди трофеев войны просто жили, причем весьма небезынтересно. На песчаных откосах у железнодорожных путей южной окраины города, к примеру, не особо затрудняясь, находили длинные, на манер итальянских макаронин, пороховые трубочки. Звали их свистулями. Стремительно сгорая, они издавали подобный свисту звук. Находилось много другой фронтовой всячины, в том числе не всегда безопасной.
В память врезался случай с тремя старшими из нас – уже подростками. Из артиллерийских снарядов и мин приноровились извлекать тол для организации последующих впечатляющих безосколочных взрывов. Однажды, добывая тол для предвкушаемой забавы, пренебрегли осторожностью. Васыль Маклак (так его прозывали все на нашей улице), видимо, переусердствовал с легким выколачивающим ударом, и внезапный от детонации взрыв стоил ему молодой жизни.
Два других подростка, одного из которых, помню, прозывали Тольцом, получили множество мелких ран, но остались жить, хотя и «мечеными». Лицо того же Тольца в мгновение и уже надолго покрылось черными оспинами.
Моего маленького братишку, родившегося во втором послевоенном году, сильно, едва не болезненно впечатлили, помню, плач и причитания Васылевой мамы над мертвым сыном: «И зачем же ты бомбочку брал?». Это для нас он был почти взрослым, а для нее – ребенком неразумным.
Увы, «бомбочки брали» потом целые поколения послевоенной детворы. Нередко не без следов-отметин на всю последующую жизнь. Кто недосчитался пальца, а кто и кисти руки или стопы ноги. Даже, случалось, глаз или оба теряли. Из-за того, что влекущих к себе «бомбочек» было много окрест.
А как забыть танк на высоком берегу Оскола, что недалеко от водокачки? Танк был наш, видно, подбитый, но без зримых внешних повреждений. Кроме мотора в нем все было исправно и на месте. Залезть в боевую машину и потрогать в ней все руками было верхом удовольствия и узнавания. Танк стал постоянным местом дневного пребывания тех, кто решил «забастовать» – пропустить учебный день в близлежащих школах – «Барковой» или моей «Красной». Скуки возле танка никогда не было и в помине. Из «бастующих» постоянно формировались «экипажи». А ждущие своего череда азартно, но не преступно и корыстно, «дулись» у гусениц в картишки на звание дурака. Да, были и такие вот походы по местам боевой славы, ничуть не менее впечатляющие, чем компанейски организованные нам потом взрослыми.
Из того танка хорошо был виден перевернутый вверх гусеницами у противоположного берега Оскола другой танк. Не иначе, предполагали мы, как немецкий. И подбитый, поверженный и сброшенный с моста в воду выстрелом из танка нашего. А как иначе? Другой логики рассуждения у нас быть не могло.
В Осколе было много других интереснейших военных «трофеев». Чуть ниже танка у столбушков (следов разбомбленного моста) лежал, зацепившись за что-то в воде, автомобиль, у которого можно было даже собственноручно повращать вентилятор охлаждения двигателя. Красные шины того автомобиля впечатляли особо. Автомобиль-иноземец, видать, был.
У тех столбушков, кстати сказать, отменно «брали» на удочку рыбцы и пескари, которых тогда во всех местах реки с чистым песчаным дном было великое множество. Но со временем, как оказалось, для живого в реке появились вещи поопаснее даже снарядных и бомбовых разрывов. Без их посредства к сегодняшнему дню извелся в Осколе рыбец и уже почти не отыскать пескаря… Как и донного песка, к слову сказать.
Но вернемся ко времени послевоенному. Не знаю, те ли густо «населившие» нашу землю снаряды и мины подружили новооскольцев с небольшой воинской частью, которая сравнительно непродолжительное время квартировала в городе. Во всяком случае, утилизация обильного «имущества» войны являла одну из задач воинской части. Воины, похоже, были саперами.
Но как же наше население чтило тогда солдат! Они стали в наших глазах первыми и прямыми преемниками бойцов, перенесших неимоверные тяготы одоления фашистов. Были, очевидно, среди них и просто дослуживающие срочную фронтовики. А уж офицеры были фронтовиками точно. Новооскольцы с воинов только пылинок не сдували. Те ходили по земле героями.
У части был свой духовой оркестр. Горячо приветствуемые музыканты в военной форме с большим успехом играли на танцах в городском саду, до и после матчей на стадионе, да и во время самих матчей, сопровождая тушем забитый гол.
Той популярности самодеятельных музыкантов (в консерватории их не обучали) могли бы вполне позавидовать иные нынешние профессиональные коллективы. Новооскольцы всех возрастов приходили на стадион не только поболеть за своих футболистов и в горсад потанцевать, но и на свое­образные музыкальные представления из вальсов, фокстротов, полек. Ну и, конечно, маршей. Солдаты-музыканты так увлеченно исполняли «Прощание славянки», что люди танцевали и под нее. Забавнее зрелища не придумать.
Между тем командование части решило подивить радушных горожан еще и самим футболом. Из числа служивых была создана команда. Откуда-то были присланы в часть бутсы со щитками и гетрами, белые майки с номерами и белые же трусы с лампасами. Поначалу, однако, с игрой у новой команды города не пошло. Новооскольские «спартаковцы», ведомые Александром Аносовым в нападении и Иваном Носенко в защите, выигрывали у новичков с неприлично крупным счетом, а то и в сухую. Получалось, как в одной из песен: «Какая боль, какая боль! Аргентина–Ямайка: 5:0».
Но «ямайскую» судьбу воины-квартиранты примеряли недолго. Солдаты – они и в спорте солдаты. Подавляющее превосходство аборигенов на футбольном поле быстро растаяло и обратилось в прах. Мастерство владения мячом воинами постигалось от матча к матчу. Центральный защитник «белых» по фамилии Пет­ров мог уже верхом пробивать мяч от своей штрафной площадки аккурат до штрафной противника – выполнял тем и свою, и работу полузащиты. На выездные матчи «спартаковцы» стали выпрашивать у командования части хорошо зарекомендовавших себя хавбеков и форвардов так, чтобы это не выглядело строго наказуемой самовольной отлучкой.
Так вот, возвращаясь к танку, столь приветливо принимавшему школьников-«забас­тов­щиков», однажды, когда мы упоенно гоняли тряпичный мяч по песку нашей улицы имени Чапаева (тогда едва не все приречные улицы были в чистом, почти пляжном песке, напоминавшем о том, что прежде эти места были речным дном), вдруг появились солдаты-патрули с белыми флажками и, срочно остановив игру, строго разослали по домам. Родителям велели нас не выпускать. Мы настороженно, плюща о стекло носы, приникли к окнам, смотрящим в сторону реки. Патрули явились вроде бы оттуда.
И раздался взрыв оглушительной силы. Тяжеленная броневая башня нашего интересного «обиталища» взлетела высоко вверх и грохнулась о берег. Куски взорванной боевой машины грузили в автомашины и везли на железнодорожные платформы для отправки в неведомом нам направлении… Не скрою нашей пацанячьей грусти по этому поводу.
А тот, немецкий, что вверх гусеницами лежал у противоположного берега Оскола (с годами погружаясь в песок и в ил) остался тогда из-за сложной «позы» и доступности нетронутым.
Очевидно, именно его отыскали сейчас случайно при устройстве современного физкультурно-оздоровительного парка.
Башню удалось снять, ее уже забрали и увезли с собой для пополнения экспозиции сотрудники государственного военно-исторического музея-заповедника «Прохоровское поле». Корпус же с гусеницами и двигателем из ила вызволить пока не удалось. Но это дело времени, не такого уж большого… После чего корпус поверженной вражеской машины последует вслед за башней.
…А тогда, в послевоенную бытность, «танковые находки» отнюдь не были редкими и неожиданными. Взорванные в куски, они массово отправлялись в мартеновские печи на переплавку для получения бытового металла и проката, столь необходимого для беспримерно громадного масштаба восстановительных работ, вдохновенно осуществляемых нашим народом.