«Ваш сын, муж, брат Вася…»

Приезжая в гости к маме Пелагее Пантелеевне, любила слушать ее воспоминания. Помню, как в один из вечеров она открыла заветную шкатулку с фронтовыми письмами отца Василия Ивановича. Держу их в руках – уже пожелтевшие, истертые, читаю: «5.04.1942 г. Х. В.» (эти буквы стоят в уголке письма, была Пасха. – Л. П).
«Письмо от Васи своему родному семейству. Во-первых, кланяюсь папаше и мамаше, и привет жене Поле и деткам – дочке Любе и сыночку Гене. Еще привет дорогому братцу Грише и Тане с вашими детками Витей и Толей, еще привет сестрице Насте с детками Игоречком и Люсей и привет сестре-няне Тане и Мане с ребятами Шурой, Колей, Витей и Павлушей. Я пока жив и здоров, того и вам желаю. Как я соскучился по вам и охота мне вас видеть, узнать, как вы живете. Есть ли известия от братьев Алеши и Коли? Прошу вас, берегите себя и старайтесь пережить все невзгоды. Ведь страдает сейчас от наглого проклятого фашиста весь наш народ. Но мы разобьем фашистских варваров, выгоним их со своей земли, покончим с кровожадным Гитлером, тогда вернемся домой и заживем на славу…».
В каждом письме – забота и нежность о родных и близких, тоска по дому, слова надежды и утешения: «Родные мои, не горюйте, враг будет разбит, победа будет за нами, и мы будем с вами».
Читаем письмо за письмом, и маме чуть ли не каждая строка навевает воспоминания. Память возвращает голос погибшего мужа, улыбку, взгляд, привычки, тепло рук. «Мой Вася, – тихо говорит она, и лицо ее озаряется нежностью, – был красивый, совестливый, жалостливый и очень надежный, и был он еще мастером на все руки. Мог сделать из листа железа ведро или бидон, лопату или грабли, покрыть крышу, подшить валенки, вставить стекло». До сих пор хранится железная кровать, сделанная его руками.
«Перед войной, – продолжала она, – начали строить дом на четыре окна на улицу. С радостью и любовью твой отец обтесывал каждое бревнышко, стругал каждую дощечку, забивал гвозди. Мечтал, рисуя радужное будущее. Какое же это было счастье – быть рядом с ним, помогать ему, но не пожил он в новом доме», – вздыхала мама.
Слушаю ее, а из самого раннего детства, из далекого далека выплывает давнее-давнее, обрывки воспоминаний моих: отец возвращается с работы, я бегу ему навстречу, раскинув руки в стороны, он подхватывает меня, крепко прижимает к себе, нежно касается моего лба, мне щекотно, и я заливаюсь счастливым смехом. Он радуется мне и со мной смеется. Если же, расшалившись, набивала шишку и плакала, он успокаивал, обнимал, вытирал мои слезы ла­донью (она была мозолистая, но ласковая), помню внимательные нежные глаза.
«Любил отец песни, – рассказывала мама дальше, – сам хорошо пел. Голос у него был низкий, мягкого приятного тембра. С теплотой исполнял свою любимую песню «Реве та стогне Днiпр широкий…». Но не пришлось ему дойти до Днепра, не освобождал он Донбасс, где одно время работал на шахте. На его долю выпали страшные 1941–1943 годы. Он испытал первые жестокие неудачи и уроки войны, шел кровавыми дорогами отступления. Их передвижная ремонтная база была укомплектована специалистами с технической подготовкой. Трудились неутомимо. В любых условиях «лечили» танки, другое вооружение. В самые сжатые сроки возвращали их в строй, обеспечивая высокую живучесть боевой техники. Их справедливо называли «техническими докторами».
В последнем письме он писал: «Нахожусь в 35 километрах от дома, в местечке (название цензурой зачеркнуто. – Л. П). Все делаем для разгрома врага. Предстоят жаркие денечки, но будем стоять насмерть. Я пока жив и здоров, но очень болит сердце за вас, знаю, как вам трудно, а я ничем не могу помочь... Пишите чаще письма. С приветом, ваш сын, муж, брат Вася».
И все. Больше писем не было. Пришла похоронка…
Ах, отец-отец, как ты был нам нужен! Безотцовщина всегда трудна, а в те послевоенные годы было особенно тяжело. Да, всю жизнь нам не хватало отца.
Утешение находили лишь в том, что смерть его, его брата Алеши, односельчан, девяти тысяч губкинцев, миллионов других солдат была не напрасной.
Если бы существовали чудеса на свете и ты, отец, смог прийти к нам хоть на денек, тебя бы многое поразило. Уже давно нет твоей деревни Лебеди, на ее месте грохочет гигантский карьер, один из самых больших и богатых по запасам железной руды.
На месте рабочего поселка, где было всего-то несколько жилых домов, вырос красивый город горняков. Широкие улицы, современные дома, школы, больницы, кинотеатры, дворцы культуры. Уютный, чистый, зеленый. Построен уникальной красоты Спасо-Преображенский собор. Твоя жена Поля осталась верна вашей любви, через всю жизнь пронесла на своих плечах вдовью долю. Более сорока лет пела она в церковном хоре, свято веруя, что с помощью молитв, поминок, милостыни облегчает страдания усопших.
И еще одно святое место в городе: памятник погибшим воинам-КМАстроевцам. Отбойный молоток и винтовка, каска шахтера и скорбный список имен погибших, где вы с братом Алешей, соединенные общим камнем под твердым заверением «Никто не забыт, ничто не забыто».